Повзрослела. Как же она повзрослела с тех пор, как они виделись последний раз! Карнаж снял ножны со спины и прислонился к деревянной стенке фургона. Резко качнуло и эльфка немного подалась вперед, сильнее прижимаясь к его плечу. Ее пальцы начали тормошить вспоротую черную кожу куртки — след от шпаги храмовницы.
— Я зашью? — прошептала Нэй.
— Что случилось с тобой там, в храме? Пойми, мне нужно знать, — Карнаж посмотрел ей в глаза.
Она опустила голову. Её голос задрожал:
— Ничего… Из того, что я представляла — ничего. У них были такие холодные, пустые взгляды. Почему именно так должно было всё случиться? Ты же видел, какие красивые на них доспехи? А придворные дамы? У них такие шикарные наряды, длинные, украшенные цветами и золотыми нитями волосы. Помнишь, как ты мне подарил сильванийское платье. Я казалась себе в нем королевой.
Эльфийка рвала ему сердце на части, но он слушал. Спокойное разочарование в её голосе звучало горше любых слез. Правая рука Карнажа сжалась в кулак так сильно, что послышался треск кожи перчатки. Словно он опять сжимал тот ком грязи, которым недавно собирался запустить в гордыню и надменность там, на балконе. Не потому, что его не хватало словесно заткнуть рот четырем насмешницам, а потому, что он не хотел вставать на одну с ними ступень, пусть даже лесенка, по мнению большинства, вела вверх.
— Ты хочешь остаться? — полукровка снял заглушку на рукоятке меча и принялся деловито разматывать широкий шнур.
— Да.
— А уехать?
— Да.
— Странно.
Эльфийка отсела от него. Карнаж достал из-за пазухи новый шнур, вместо обтрепавшегося старого, и принялся им стягивать рукоять, зажав клинок между коленей. Нэй смотрела на «ловца удачи» и ловила каждое его движение. Руки сноровисто орудовали шнуром, который поскрипывал от натуги. Она с любопытством разглядывала его, но теперь что-то изменилось и видела эльфийка не так, как раньше. Свет, едва проникавший из-за полога, выхватывал блестящие на бандаже и перчатках набойки. Обитые железом мыски сапог были в грязи. Всё это казалось ей теперь зловещим, каким-то жестким и холодным. Поднятый воротник крутки наполовину закрывал склонившееся над работой лицо полукровки, оставляя на виду лишь золотые, сосредоточенные глаза и потемневшие в цвет волос на голове брови. Натертые ларонийским составом волосы свисали впеерд. Он ей казался сейчас таким взрослым, но эта взрослость не манила, как сильванийские наряды с их спокойными светлыми тонами, кружевами и оторочками. У эльфов было столько всего интересного и красивого, а здесь — черная, местами залатанная кожа, все просто и без особых изысков, тяжелое, как камень, по сравнению с воздушной невесомостью эльфийских платьев.
Полог приподнялся и доспехи храмовницы со скрежетом упали рядом на тюки, сопровождаемые тихой руганью наемницы.
— Подожди! — почти крикнула Нэй.
Рука полуэльфки застыла, держась за полог. Карнаж закончил с рукояткой и насадил заглушку обратно. На глазах акробатки навернулись слезы, когда она снова посмотрела на «ловца удачи»:
— Я не хочу забыть маэстро, тебя, Клару! Даже моего нежного зверя. Хотя ему станет наверняка хуже всех.
— Это твоя жизнь, красавица, — сухо заметила наемница, — Тебе и решать. Но поторопись. Иначе решат за тебя.
Нэй шарахнулась от доспехов.
— Повзрослеть придется, так или иначе, — заключил Феникс каким-то отстраненным голосом, поднимаясь и помогая наемнице забраться внутрь с её сумками. — Решай.
— И поскорее! — поторопила полуэльфка. — Нескольких храмовниц видели позади обоза.
Эльфийка посмотрела на лицо наемницы в свете зажженной той лучины и закрыла глаза руками. Полуэльфка цокнула языком:
— Карнаж, ты либо меня выгоняй, либо убирайся сам!
— Нэй? — «ловец удачи» задержался у полога.
Эльфка молча откинула назад свои русые волосы и кивнула. Феникс стоял в нерешительности. Это могло означать, что она собиралась стянуть волосы в высокий хвост, как делали храмовницы. Наемница с каким-то облегчением шумно выдохнула и взялась за кирасу, так как на Нэй уже было платье нужного цвета, подаренное когда-то Карнажем, но акробатка отрицательно мотнула головой.
— Смотри хорошенько и запоминай, Феникс, — тихо произнесла полуэльфка, — потом ты ее не сразу узнаешь.
«Ловец удачи» чуть не вывалился из фургона, настолько он спешно он его покинуть. Гортт поджидал снаружи и попытался придержать за плечо, но полукровка скинул руку и зло спросил:
— Да что вам всем за дело?!
— Приятель, ты не ерепенься! — одернул его гном. — Все в одной упряжке, а, зная нашего главаря, на границе он, если что, молчать не будет.
— Ладно, к черту! И так все решено.
— Вот и хорошо. Пойду Бритве скажу.
— Валяй, — Карнаж смял в кулаке остатки старого шнура и бросил на обочину.
— Ты это… Не серчай. У нас тут эвон скока народу и у каждого свои дела, и не веселее твоих. К вечеру доберемся, думаю, до постоялого двора. Там напейся и выспись — отличное средство.
— Спасибо за совет, — бросил через плечо Феникс, направляясь к головной повозке.
— Погодь! — остановил его Гортт.
— Что еще? — Карнаж обернулся.
Гном стоял и внимательно разглядывал «ловца удачи». Полукровке такие взгляды не очень нравились, потому что никогда не поймешь, что они могут сулить тому, на кого направлены.
— Слышь, ты не подумай там… Если чего… А, курва! Давай напрямую, это ты Шрама в Лангвальде угробил?
— С чего ты взял? — Карнаж и глазом не моргнул.
— Скажи, эта сволочь мучалась? — Гортт пропустил мимо ушей встречный вопрос.
— Не темни. В чем дело, гном? Тебе этот чернокнижник так приболел?
— Проклятье, Феникс! — гном схватил полукровку за запястье. — Просто скажи «да» или «нет»?
Такой опрометчивый поступок мог дорого обойтись Гортту. Карнаж резким движением высвободился из хватки огромной руки, но гном не двинулся с места, а упрямо стоял и ждал ответа, даже не покосившись на приставленный к его горлу темноэльфийский кинжал.
— Скажи! — повторил гном.
— Да, и что?
— Благодарен я тебе, вот что! А вместо того, что б мне в горло ножичком своим тыкать, лучше давай выпьем сегодня как доберемся. С меня причитается!
Гортт подмигнул ничего не понимающему Фениксу и пошел к своей лошади, привязанной за поводья у одной из повозок. Карнаж озадаченно почесал в затылке, убирая Vlos’Velve обратно в ножны.
Обоз продолжал неторопливо двигаться по тракту в сторону границы. Путь предстоял неблизкий. Деревья то плотно обступали дорогу, то расходились в стороны. Все выглядело как-то странно и неестественно: над головой — осеннее небо, а вокруг — летний лес с зелеными листьями. Только в предместьях Ротвальда деревья меняли окрас своего наряда на рубиново-красный и долго оставались такими. Потом листва опадала и можно было видеть как странный ход времени опять знаменовал весну набухающими на ветвях почками. Нечто похожее происходило и на всех границах Сильвании. В том числе и в вольнице на севере. Там древнее нелепое заклятие немного ослабевало и дарило причудливую картину постепенно переходившего из лета в осень леса, которая, ближе к зиме, приобретала четко различимую границу голых стволов и все ещё зеленых деревьев. Снега эта страна не видела уже много веков, даже небольшого количества от того, которое выпадало над Феларом, особенно южным. Правда, учащались дожди, но это не сильно беспокоило эльфов.
Карнаж пересел в повозку с провиантом, устроившись среди мешков и давая своей лошади немного отдохнуть. На первых порах в отряде от него требовалось немного: помогать при погрузке и разгрузке обоза. Тем более дороги Сильвании славились своим спокойствием и плохой проходимостью, поэтому нечего было и думать о разбойниках. Только успевай вытаскивать завязшие в грязи колеса.
Обитателям лесов не было дела до дорог. Иногда казалось, что им вообще не стало больше ни до чего дела, с тех пор как был заключен союз с Феларом и Империей Заран. Постоянной крупной армии у Сильвании тоже не было, но это оказывалось вполне объяснимо, так как после эпохи Сокрушения Идолов на эти леса никто бы не позарился. Иногда сами эльфы и носу не казали в отдаленных районах. Ходили слухи, что природа там была более чем живой, по крайней мере в привычном понимании — наследие покинувших эти земли бормов. Часть их перебралась в Ран’Дьян, другие отправились в горы, где возвели на руинах прежней цитадели свою Заставу. Там они охраняли Аррахар — былого стража леса, который сошел с ума от пожарищ ещё первых войн восьми народов.