— Не спешим. Это может быть очень изящная ловушка. После того как ты так нагло смотрела на Снегга. Я удивляюсь, как ты ему ещё и язык не показала…
— Невилл, как твоё седло? Не беспокоит?
— Молчи выдра…
— Ты помнишь, тот Рождественский Бал?
— Каждое его танцевальное па…
Они медленно продвигались к входу в большой зал. На выходе парочка притормозила, осмотрелась. Вдали, у дальней стены, виднелась огромная статуя старика с длинной бородой, довольно уродливого вида.
— Церетели, — подумал Невилл.
— Урод, — подумала Джинни.
Применив детекторы обнаружения и чароискатель Эскарпина, убедились, что вроде бы ничего страшного и необычного нет. На всякий случай запустили несколько раз заклятия Гоменум Ревелио и Протего. Ничего. С палочками наизготовку двинулись, защищая, друг другу спины, к подножию статуи. Не гигантской, но просто большой.
У ее подножия, свернувшись полукольцом, лежало то, что осталось от гигантского василиска. Нет, он не сгнил, а превратился в нечто мумифицировано окаменевшее. Всё равно жуткое зрелище. Света, который давали газовые рожки из открытых пастей каменных кобр с распущенными капюшонами, было достаточно, чтобы рассмотреть его во всех подробностях.
Это её прошлое, с Поттером. Они приблизились к гигантской голове с пустыми глазницами убиенного пятидесяти футового змея. Джинни слегка провела ладонью по его окаменевшей, шероховатой поверхности…
Здесь родилось её самое счастливое в жизни воспоминание. Её будущий телесный патронус: «Я всегда представляла один и тот же момент, когда ты спасал меня в Тайной комнате, когда я пришла в себя, а мой герой обнимает меня и кричит: Джинни не умирай! Только не умирай! Не смей умирать!»
Она вспомнила, как она, придя в себя, заговорила с Гарри: «Гарри… Гарри, я пыталась все рассказать тебе за завтраком, но я не могла говорить в присутствии Перси. Это была я, Гарри. Но, правда, правда, я не хотела, Реддл заколдовал меня, командовал. А как ты убил эту… зверюгу? Где Реддл? Последнее, что я помню, как он вышел из дневника…»
Это её самый страшный позор. Марионетка. Кукла в руках Тома. Игрушка. Она больше никогда и никому не позволит навязать ей свою волю…
Она пришла в себя. Кто-то очень нежно, прижавшись к ней всем телом, целовал её в щеку, заключив в объятия. Она напряглась всем телом. Но почему-то не захотела его отталкивать…
— Невилл… мы не можем, нет, это не правильно…
— Прости меня, я…
— То, что случилось летом, это была Анна… вейла… оборотное зелье… не я. У вас, что у всех, только одно на уме? Даже сейчас? Даже здесь…
— Я знаю, кто была со мной в августе. Я ей очень благодарен. Она просто вдохнула в меня уверенность… в себя. Ты не поверишь, но мы это сделали пару раз на мотоцикле, на полной скорости…
— Охотно верю…
— Джинн… я не могу, ты сводишь меня с ума, прости… прости…
— Невилл… хватит. Нет… что мы скажем Ханне… и Гарри… нет милый, нет, не надо… здесь не надо. О Мерлин… не туда…
Она сидела на голове василиска, на которую была наброшена мантия Невилла, по-женски, свесив обе изящные и стройные ножки, слегка ими покачивая. Пыталась расчесать рыжие пряди своих спутанных волос. Невилл в перчатках из драконовой кожи, присев на корточки перед застывшей пастью, с ухмылкой на довольном лице работал дантистом — вырывая у василиска уже второй клык.
Невилл завершил процедуру и положил клык в заранее приготовленный футляр, завернул крышку. Взглянул на Джинни: «А как хороша! На голове убиенного змея смотрится великолепно! Просто всадница Апокалипсиса!»
Она привела себя в порядок. Соскочила с головы. Они отошли на пару шагов назад. Бросили прощальный взгляд на окончательно униженного и растоптанного, поверженного врага.
— Невилл, на том балу, я не думаю, что ты тогда правильно поступил…
— Поцеловал тебя в щечку и убежал?
— Мне было очень приятно, но ты рановато удрал…
— Я больше не бегу… с поля боя… никогда не побегу…
— Сегодня ты это, так сказать, доказал…
— А Гарри, ему, пожалуй, не стоит знать… и Ханне…
— Все вы подлецы. Хорошему мужу всё знать не обязательно. Да, с Гарри мы это здесь не делали…
— А вы были способны, это сделать? Тогда…
— А как твоя рана, не беспокоила? Не отвлекала?
— Ты излечиваешь все раны, как феникс…