– Благодарю, – сухо обратился Генрих к герольду.
Затем, отстегнув великолепную цепь, которая была на нем, он передал ее герольду через Габриэля и произнес, снова наклонив голову:
– Можете удалиться.
Тот отвесил глубокий поклон и вышел. Спустя минуту снова зазвучали английские трубы, и только тогда король нарушил молчание.
– Сдается мне, – сказал он коннетаблю, – что вы несколько поторопились, обещая нам мир и уверяя нас в добрых намерениях королевы Марии. Это покровительство, якобы оказываемое нами английским протестантам, – лишь благочестивый предлог, прикрывающий любовь нашей сестры, королевы Английской, к ее молодому супругу Филиппу Второму. Война с двумя супругами… Ну, что там? Что еще случилось, Флоримон?
– Государь, – доложил вернувшийся церемониймейстер, – экстренный курьер от господина пикардийского губернатора.
– Будьте добры, господин кардинал, – любезно попросил король, – просмотрите почту.
Кардинал вернулся с депешами и передал их Генриху.
– Ну, господа, – сказал король, пробежав их, – вот и новости другого сорта. Войска Филиппа Второго… собираются в Живе, и господин Гаспар де Колиньи[25] доносит нам, что их возглавляет герцог Савойский. Достойный противник! Ваш племянник полагает, господин коннетабль, что испанская армия готовится штурмовать Мезьер и Рокруа, чтобы отрезать Мариенбург. Он срочно просит подкреплений для усиления этих пунктов и отражения первых атак.
Волнение охватило всех собравшихся.
– Господин де Монморанси, – продолжал король, спокойно улыбаясь, – не везет вам сегодня с предсказаниями. Мария Английская безмолвствует, говорили вы, а нас только что оглушили ее трубы. Филипп Второй… трепещет, и Нидерланды спокойны, говорили вы также, а король Испанский так же мало нас боится, как и мы его. Во Фландрии, видимо, идет немалая возня. Так что, думается, благоразумные дипломаты должны ныне уступить место смелым полководцам.
– Государь, – отозвался Анн де Монморанси, – я коннетабль Франции, и война мне лучше знакома, чем мир.
– Это верно, кузен, – ответил король, – и я с удовольствием вижу, что ваш воинственный дух воспрянул. Извлеките же свой меч из ножен, я буду только этому рад. Я хотел всего лишь сказать, что война должна отныне стать единственной нашей заботой… Господин кардинал Лотарингский, напишите своему брату, герцогу де Ги-зу, что ему следует вернуться немедленно. Ну, а внутренние и семейные дела придется на время отложить… Что же касается брака герцогини Ангулемской, то мы, пожалуй, хорошо сделаем, если дождемся санкции папы.
Коннетабль скорчил гримасу, кардинал усмехнулся, Габриэль вздохнул с облегчением.
– Господа, – продолжал король, стряхнувший с себя, казалось, всю свою вялость, – господа, надо нам зрело обдумать множество важных вопросов. Сейчас мы закончим, но вечером соберемся опять. Итак, до вечера, и боже храни Францию!
– Да здравствует король! – воскликнули члены Совета в один голос и разошлись.
XII.
МОШЕННИК ВДВОЙНЕ
Озабоченный коннетабль возвращался от короля. Метр Арно дю Тиль вышел ему навстречу и тихо окликнул его:
– Монсеньер, одно слово…
– Что такое? – вырвалось у коннетабля. – Ах, это вы, Арно? Что вам от меня нужно? Сегодня я совершенно не расположен к беседе…
– Да, я понимаю, – сказал Арно, – монсеньер огорчен оборотом дела со свадьбой госпожи Дианы и господина Франциска.
– Как ты успел уже проведать об этом, мошенник? Но, в сущности, плевать мне на то, что об этом знают. Ветер благоприятствует дождю и Гизам, вот это несомненно.
– А завтра ветер подует в сторону вёдра и Монморанси, – осклабился шпион, – и если сегодня король против этого брака, то завтра он может переменить решение. Пожалуй, дело сейчас не в короле. На нашем пути вырастает новое значительное препятствие, монсеньер.
– Откуда же ждать препятствия более значительного, чем немилость или хотя бы только холодность короля?
– Со стороны герцогини Ангулемской, например, – ответил Арно.
– Что-то ты учуял, ищейка? – подошел к нему явно заинтересованный коннетабль.
– А на что же иное, по-вашему, ушли у меня минувшие две недели, монсеньер?
– Да, о тебе давненько не было слышно.
– Ну, вот видите! – подхватил гордо Арно. – А вы-то меня упрекали, что я слишком часто попадаю в донесения полицейских дозоров. Кажется, последние две недели я работал осмотрительно и бесшумно.
– Это верно, – подтвердил коннетабль, – и я немало удивлялся, что мне не приходится выручать тебя из узилищ, каналья. Ты ведь если не играешь, то пьянствуешь или если не дерешься, то развратничаешь.
– Но истинным героем последних двух недель был не я, монсеньер, а некий оруженосец нового капитана гвардии виконта д'Эксмеса, по имени Мартен-Герр.
– Да, да, припоминаю, Мартен-Герр заменил Арно дю Тиля в рапортах, которые мне представляют каждый вечер.
– Кого недавно подобрал мертвецки пьяным дозор? – спросил Арно.
– Мартен-Герра.
– Кто подрался из-за шулерских игральных костей и пырнул шпагой самого красивого из жандармов французского короля?
– Опять же Мартен-Герр.
– Наконец, кого вчера накрыли на попытке похитить жену слесаря, метра Горжю?
– Все того же Мартен-Герра. Этот негодяй так и просится на виселицу. Должно быть, не большего стоит и его хозяин, виконт д'Эксмес, за которым я поручил тебе наблюдать; он вечно выгораживает и защищает своего оруженосца, уверяя, что нет человека более смирного и добропорядочного.
– То же самое вы, по доброте душевной, не раз говорили и обо мне, монсеньер. Мартен-Герр думает, что он одержим дьяволом. В действительности же он одержим мною.
– Как? Что это значит? Не сатана ли ты? – в ужасе вскричал коннетабль, крестясь. Ведь он был невежествен, как рыба, и суеверен, как монах.
Метр Арно ответил только сатанинским смешком и, заметив, что коннетабль достаточно напуган, сказал:
– О нет, я не черт, монсеньер. Чтобы вы убедились в этом и успокоились, я прошу у вас пятьдесят пистолей. Будь я чертом, согласитесь, мне бы не нужны были деньги и я бы сам себя выручал из затруднительных положений.
– Ты прав, – облегченно вздохнул коннетабль, – и вот тебе пятьдесят пистолей.
– Я их заслужил, монсеньер, завоевав доверие виконта д'Эксмеса. Я, правда, не дьявол, но я немножко колдун, и стоит мне надеть особый, темного цвета камзол и желтые штаны, как виконт начинает беседовать со мною, точно с испытанным, старым другом, от которого нет у него тайн.
– Гм!.. Все это пахнет веревкой, – хмыкнул коннетабль.
– Метр Нострадамус[26], едва взглянув на меня, когда я однажды проходил мимо него по улице, предсказал мне по моей физиономии, что я кончу жизнь между небом и землей, так что я смирился со своим жребием, а это бесценное преимущество. Человек, которому суждено кончить виселицей, не боится ничего, даже петли. Для начала я сделался двойником оруженосца виконта д'Эксмеса. Ну вот, знаете ли вы, догадываетесь ли вы, кто такой этот виконт?
– Знаю, конечно: яростный сторонник Гизов.
– Хуже того: он счастливый возлюбленный госпожи де Кастро.
– Что ты плетешь, бездельник, и откуда это известно тебе?
– Я сказал, что у него от меня нет секретов. Это я чаще всего отношу записки его любезной и приношу ответы. Я в наилучших отношениях с камеристкой этой дамы, причем камеристка только удивляется непостоянству характера своего кавалера: сегодня он предприимчив, как паж, а завтра робок, как монашенка. Виконт д'Эксмес и герцогиня де Кастро трижды в неделю встречаются у королевы, а пишут друг другу ежедневно. Однако – верьте или не верьте – их любовь безгрешна. Они любят друг друга, как херувимы, и, по-видимому, с детских лет. Время от времени я заглядываю в их письма, и они меня умиляют. Госпожа Диана ревнует, и представьте себе, к кому, монсеньер, – к королеве! Но она совсем не права, бедняжка. Возможно, что королева неравнодушна к виконту…
25.
Гаспар де Колиньи (1519-1572) – военачальник и крупный государственный деятель С 1569 года стоял во главе гугенотов; убит в Варфоломеевскую ночь
26.
Мишель Нотрдам, иначе Нострадамус (1503 – 1566) – французский врач и знаменитый астролог. В книге «Сотни» поместил несколько сот предсказаний в виде четверостиший (в одном из них предсказывал, что конец мира произойдет в 1886 году)