– Доказательства? – холодно спросил граф.
– Доказательства? – повторил господин де Ланже. – Но вы можете пойти за ними сами. Ведь вы живете в двух шагах от богини Луны.
– Это верно. Спасибо, – сказал граф и встал. Троим гостям пришлось тоже встать. Строгий и мрачный вид господина Монтгомери напугал их.
– Вот что, граф, – сказал господин де Сансэр. – Не вздумайте делать глупости, не будьте опрометчивы и помните, что связываться со львенком так же опасно, как и со львом.
– Будьте спокойны, – ответил граф.
– Но вы ничего не замышляете?
– Будет видно.
И с этими словами он проводил их до двери или, вернее, выпроводил за дверь. Вернувшись, он приказал Перро:
– Плащ и шпагу!
Тот подал их ему.
– Вы действительно знали об этом? – спросил граф, пристегивая шпагу.
– Да, монсеньер, – потупился Перро.
– Отчего же вы молчали?
– Монсеньер… – пролепетал Перро.
– Понимаю. Вы не друзья, вы только добрые слуги, – дружески похлопал по плечу Перро граф.
Был он очень бледен, но говорил с каким-то торжественным спокойствием. Он еще спросил Перро:
– Давно ли ходят эти слухи?
– Монсеньер, – ответил Перро, – вы обручились с госпожой Дианой де Пуатье пять месяцев назад, свадьба была назначена на ноябрь. И вот говорят, будто господин дофин полюбил госпожу Диану через месяц после того, как она приняла ваше предложение. Однако слухи об этом ходят не дольше двух последних месяцев, а до меня дошли только две недели назад. Вчера я избил одного из слуг господина Делагарда, посмевшего в моем присутствии шутить на этот счет, и барон Делагард не осмелился меня отчитать!
– Шутки прекратятся!
Граф произнес это так, что я невольно вздрогнула. Он провел рукой по лбу и сказал мне:
– Алоиза, пойди за Габриэлем, я хочу его обнять.
Вы спали, монсеньер, крепким детским сном и, когда я разбудила вас, заплакали. Я завернула вас в одеяло и понесла к отцу. Он взял вас на руки, долго смотрел на вас, затем поцеловал ваши полусонные глазки. И в это время его слеза покатилась по румяному вашему личику, первая слеза, которую пролил в моем присутствии этот сильный и мужественный человек. Передав мне вас, он сказал:
– Я вверяю тебе мое дитя, Алоиза. Это были его последние слова, обращенные ко мне. Перро сказал ему:
– Я провожу вас, монсеньер.
– Нет, Перро, – ответил господин де Монтгомери, – я должен быть один. Останься.
– Но, монсеньер, позвольте…
– Я так хочу.
Противоречить ему было невозможно, и Перро умолк. Граф пожал нам руки:
– Прощайте, мои дорогие друзья… Нет, не прощайте, а до свидания.
И он ушел спокойным, твердым шагом, точно собирался вернуться через четверть часа.
Перро не сказал ничего, но, едва граф вышел, он взял свою шпагу и плащ. Мы не обмолвились ни единым словом, и я не пыталась его удержать: он исполнял свой долг. Он раскрыл мне объятия. Я, рыдая, бросилась к нему. Нежно поцеловав меня, он выбежал вслед за графом. Все это длилось не больше минуты.
Оставшись одна, я без сил повалилась на стул и принялась неистово молиться. За окнами шумел дождь, ревел ветер. Но вы, монсеньер Габриэль, снова безмятежно погрузились в прерванный сон. И никто не знал, что проснетесь вы уже сиротой.
XXI.
КАК РЕВНОСТЬ ИНОЙ РАЗ УРАВНИВАЛА СОСЛОВИЯ ЕЩЕ ДО ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Особняк де Брезе, где жила в ту пору госпожа Диана, находился действительно в двух шагах от нашего дома.
Перро, следуя поодаль от своего господина, видел, как он остановился перед дверьми госпожи Дианы, постучал, затем вошел. Тогда и Перро приблизился к этим дверям. Господин де Монтгомери надменно и властно говорил со слугами, пытавшимися преградить ему дорогу. Они уверяли, что госпожа лежит в спальне больная. Но граф отстранил слуг и прошел дальше, а Перро, воспользовавшись их замешательством, проскользнул через незапертую дверь и в темноте беспрепятственно поднялся по лестнице следом за господином де Монтгомери.
На верхней площадке лестницы графа уже ждали две взволнованные и заплаканные служанки герцогини; они спросили, что ему угодно в столь поздний час. И точно, на башенных часах пробило в этот момент десять. Господин де Монтгомери заявил им, что желает видеть госпожу Диану, что должен ей безотлагательно сообщить важные новости и, если она не может его принять тотчас же, он подождет.
Говорил он так громко, что в спальне герцогини, расположенной неподалеку, все было, конечно, слышно. Одна из служанок побежала в спальню и вскоре вернулась с ответом, что госпожа де Пуатье готовится ко сну, но тем не менее выйдет к графу, пусть он ждет ее в молельне.
Итак, либо дофина не было в спальне, либо он вел себя слишком малодушно для наследника французского престола. Господин де Монтгомери, не возражая, прошел в молельню вместе с обеими служанками.
Тогда Перро, притаившийся в сумраке лестничного пролета, пробрался на площадку и спрятался за одним из настенных ковров в широком коридоре, отделявшем спальню госпожи Дианы от молельни. В глубине коридора виднелись две заделанные двери: одна когда-то вела в спальню, другая – в молельню. Перро тут же понял, что услышит почти все, что будет происходить в обеих комнатах. О, не простое любопытство руководило моим добрым мужем, монсеньер! Прощальные слова графа и какой-то тайный голос шептали ему о грозящей опасности, наталкивали на мысль, что графу готовится западня. Перро хотел быть рядом, чтобы в случае надобности помочь своему господину. К несчастью, монсеньер, ни одно из слов, донесшихся до его слуха, не может пролить ни малейшего света на темный и роковой вопрос, терзающий вас теперь.
Господин де Монтгомери не прождал и двух минут, как госпожа де Пуатье стремительно вошла в молельню.
– Что это значит, граф? – накинулась она на него. – Что это за ночное вторжение после моей просьбы не приходить сегодня?
– Я вам отвечу откровенно в двух словах, герцогиня, но сперва отпустите своих девушек. Теперь слушайте, я буду краток. Мне только что сказали, что у меня есть по вашей милости соперник, что соперник этот дофин и что сегодня вечером он у вас.
– И вы поверили? Если вы сюда примчались для проверки… – высокомерно сказала Диана.
– Я страдал, Диана, и прибежал к вам, чтоб вы исцелили меня от страданий.
– Ну что ж, вы меня увидели, вы убедились, что вам солгали, дайте же мне покой. Бога ради, Жак, уходите!
– Нет, Диана, – заявил граф, очевидно встревоженный тем, что она слишком торопилась от него избавиться. – Если утверждение, будто дофин находится у вас, оказалось ложным, то это вовсе не значит, что он не может прийти к вам сегодня вечером… а мне бы так хотелось изобличить во лжи клеветников!..
– Итак, вы здесь останетесь, сударь?
– Останусь, сударыня. Идите спать, если вам нездоровится, Диана. Я же, с вашего позволения, буду охранять ваш сон.
– Но, собственно говоря, по какому праву, сударь, вы поступаете так? – воскликнула Диана. – В качестве кого? Разве я еще не вольна в своих поступках?
– Нет, сударыня, – твердо ответил граф. – Вы не вольны превращать в посмешище всего двора честного дворянина, чье предложение вы приняли.
– Предложения меня охранять я, во всяком случае, не приму, – отчеканила Диана. – У вас нет никакого права оставаться здесь. Вы мне не муж. И я не ношу вашего имени, насколько мне известно.
– Сударыня! – в отчаянии воскликнул тогда граф. – Что мне до насмешек? О боже мой! Вы ведь знаете, Диана, что не об этом речь. Честь! Достоинство! Имя! Дело не в них, совсем не в них, а в том, что я люблю вас, что я с ума схожу, что я ревную и убью всякого, кто посмеет коснуться моей любви, будь то дофин, будь то сам государь! Мне безразлично имя того, кому я отомщу, смею вас уверить!
– А за что именно, разрешите узнать? И почему? – раздался властный голос за его спиной.
Перро вздрогнул, ибо узнал только что пришедшего по полутемному коридору дофина, ныне – нашего короля. Позади него вырисовывалось глумливое и жестокое лицо господина де Монморанси.