— Господин коннетабль, я ни к кому не питаю вражды.
— Не питаете вражды? Что ж, вы и впрямь способны только любить? — спросил Анн де Монморанси так выразительно, что Диана покраснела и опустила глаза. — И не эта ли любовь побуждает вас противиться так долго желаниям короля и домогательствам моего сына?
Диана в замешательстве промолчала.
«Арно сказал мне правду, — подумал коннетабль, — она любит этого красивого вестника триумфов герцога де Гиза».
— Господин коннетабль, — ответила наконец Диана, — мой долг — повиноваться его величеству, но мое право — обращаться с просьбами к своему отцу.
— Итак, — заключил коннетабль, — вы все же намерены пойти к королю.
— Да, намерена.
— Хорошо! Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня.
— Воля ваша, сударь.
Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.
XIII
ВЕРШИНА БЛАЖЕНСТВА
— Вот что, Мартин, — говорил в тот же день и почти в тот же час Габриэль своему оруженосцу, — я должен пойти произвести обход и вернусь домой лишь через два часа. А ты, Мартин, будь через час в обычном месте и жди письма, важного письма, которое, как всегда, передаст Жасента. Принеси мне его не мешкая. Понял?
— Понятно, господин виконт, но должен просить у вас милости.
— Слушаю.
— Дайте мне гвардейца в провожатые, господин виконт, заклинаю вас.
— Гвардейца в провожатые? Что за новое безумство? Чего ты боишься?
— Себя самого, господин виконт, — жалобным тоном ответил Мартин. — По-видимому, я в эту ночь опять набезобразничал. До сих пор никогда не был ни пьяницей, ни игроком, ни драчуном. А теперь я распутник! Поверите ли, сударь, я имел низость попытаться в эту ночь похитить женщину! Да, похитить! К несчастью, или, вернее, к счастью, меня задержали, и, если бы не мое имя и не ваш авторитет, пришлось бы мне ночевать в тюрьме.
— Но как же, Мартин? Приснилось это тебе или в самом деле нашло на тебя такое затмение?
— Приснилось? Вот протокол, господин виконт. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дьявола забавляло принимать мое обличье. Но вы же первый разуверили меня в этом, а к тому же я больше не встречаю своего призрака-двойника. Мой духовник тоже разуверил меня в этом… И теперь нарушителем всех законов, преступником, нечестивцем и негодяем оказываюсь я, как все меня уверяют. Ну что ж, и я в это верю… Лишь вам одному я смею сказать, что я одержимый, что иногда в меня вселяется бес…
— Да нет же, мой бедный Мартин, — смеясь, возразил Габриэль, — как я замечаю, ты просто с некоторых пор стал прикладываться к бутылочке, и тогда у тебя двоится в глазах.
— Но я пью одну только воду, господин виконт, только воду! Разве что здешняя вода из Сены ударяет мне в голову.
— Ну, а в тот вечер, когда тебя отнесли пьяного на паперть?
— Боже мой, да я в тот вечер мирно улегся спать, утром встал такой же непорочный, как лег, и только от вас узнал, как провел ночь. То же самое повторилось и в ту ночь, когда я поранил великолепного стража… То же самое было и вчера, когда я совершил это мерзейшее покушение!.. А между тем по моей просьбе Жером запирает меня снаружи на засов, ставни же я скрепляю тройной цепью! Но ничего не помогает. Видимо, я среди ночи встаю и начинаю жить гнусной жизнью лунатика. Проснувшись, я спрашиваю себя: «Что я за ночь натворил?» Выхожу, узнаю об этом от вас или из рапортов сторожей и тут же иду облегчить свою совесть исповедью. А духовник из-за непрерывных моих грехов уже отказывается их отпускать. Я только тем и утешаюсь, что пощусь и ежедневно по нескольку часов умерщвляю свою плоть, изо всех сил бичую себя плеткой. Но предвижу, что все-таки умру нераскаявшимся грешником.
— Надейся лучше, Мартин, на то, что полоса эта кончится и ты станешь прежним Мартином, благоразумным и степенным, — сказал виконт. — А до тех пор выслушай своего хозяина и точно исполни его приказ. Разве могу я дать тебе провожатого? Ты ведь прекрасно знаешь, что это строжайшая тайна и посвящен в нее только ты.
— Будьте уверены, господин виконт, я сделаю все, что в моих силах. Но я не могу за себя ручаться, предупреждаю вас.
— Право же, Мартин, это мне надоело! Да почему же?
— Потому, что у меня случаются провалы в памяти, господин виконт. Например, я думаю, что я где-то в одном месте, а оказывается, я в другом; я думаю одно, а делаю другое. Недавно на меня наложили эпитимью: прочитать тридцать раз «Отче наш» и тридцать — «Богородицу». Я решил ее утроить и остался в церкви Сен-Жерве, где более двух часов перебирал четки. И что же? Возвращаюсь сюда и узнаю, что вы посылали меня отнести записку и что я даже принес на нее ответ. А на другой день Жасента бранит меня за то, что я накануне слишком вольно вел себя с нею. И так повторялось трижды, господин виконт! Как же вы хотите, чтобы я на себя полагался? Наверняка иной раз в моей шкуре сидит кто-то другой вместо мэтра Мартина…