Но Габриэль в ужасе оттолкнул ее.
— Нет, — крикнул он, — уйди, оставь меня!
— О Боже мой, Боже! — воскликнула Диана, бессильно опустив руки. — Он отталкивает меня, он не любит меня!
— Я слишком люблю тебя!
— Если бы так, разве ужасали бы вас мои ласки?
«Неужели они действительно ужаснули меня? — испугался Габриэль. — Неужели их отверг не мой разум, а голос крови? О, приди же ко мне, Диана!»
Он привлек Диану к себе и нежно поцеловал в волосы.
— Как я ошибался! — прошептал он, взволнованный этим прикосновением. — Не голос крови звучит во мне, а голос любви. Я узнаю его. Какое счастье!
— Значит, ты любишь меня! Любишь!.. Это все, что я хотела услышать и узнать.
— О да, я люблю тебя, люблю страстно, неистово, исступленно! Любить тебя и чувствовать на своей груди биение твоего сердца — это рай… или же ад! — крикнул внезапно Габриэль, высвобождаясь из рук Дианы. — Уйди, уйди! Дай мне исчезнуть, я проклят!..
Он выбежал в смятении из комнаты, оставив Диану одну — ошеломленную, оцепеневшую от испуга и отчаяния.
Он не осознавал, куда идет и что делает. Машинально, шатаясь, как пьяный, он спустился по лестнице.
Эти страшные испытания были слишком тяжелы для его рассудка. Поэтому, когда он очутился в большой галерее Лувра, глаза у него закатились, ноги подогнулись, и он рухнул на колени у самой стены, бормоча:
— Я предвидел, что ангел истерзает меня еще сильнее тех двух дьяволиц…
И он потерял сознание.
Сгустились сумерки, никто не заглядывал на галерею.
Пришел он в себя лишь тогда, когда почувствовал на лбу маленькую руку и услышал чей-то нежный голос. Он открыл глаза. Юная королева-дофина Мария Стюарт стояла перед ним со свечой в руке.
— Слава Богу, вот и другой ангел! — прошептал Габриэль.
— Так это вы, господин д’Эксмес! — воскликнула Мария. — Как вы меня напугали! Мне показалось, что вы умерли. Что с вами? Как вы бледны! Теперь вам лучше? Хотите, я позову людей?..
— Это излишне, ваше высочество, — сказал Габриэль, пытаясь встать, — ваш голос воскресил меня.
— Позвольте я вам помогу, — продолжала Мария. — Вы упали в обморок? Когда я увидела вас, то так испугалась, что даже не могла крикнуть. А потом, поразмыслив, успокоилась, подошла, положила вам руку на лоб, позвала вас, и вы очнулись. Вам легче?
— Да, ваше высочество. Да благословит вас Небо за вашу доброту! Теперь я припоминаю: сильная боль стиснула мне вдруг виски, точно железными обручами, пол ушел из-под ног, и я соскользнул вниз, по этой обшивке стены. Но отчего мне так стало больно? Ах да, теперь вспоминаю, все вспоминаю… О Боже мой, Боже, я все вспомнил!
— Вы чем-то подавлены, да? — спросила Мария. — Обопритесь на мою руку, я сильная! Я позову людей, и они вас проводят до дома.
— Благодарствуйте, ваше высочество, — сказал Габриэль, призвав на помощь все свое мужество. — Я чувствую себя настолько крепким, что смогу один дойти домой. Видите, я шагаю достаточно твердо. Это не умаляет моей признательности, и я до гроба не забуду вашей трогательной доброты. Вы явились мне ангелом-утешителем на переломе моей судьбы.
— О Боже! То, что я сделала, так естественно! Я помогла бы каждому страждущему, как же мне было не помочь вам, преданному другу моего дяди, герцога де Гиза? Не благодарите меня за такую безделицу.
— Эта безделица, ваше высочество, спасла меня в минуту отчаяния. Вы не позволяете вас благодарить, но я буду помнить это всю жизнь. Прощайте.
— Прощайте, господин д’Эксмес. Полечитесь, постарайтесь утешиться.
Она протянула ему руку, и Габриэль почтительно поцеловал ее.
Затем она пошла в одну сторону, он — в другую.
Очутившись за воротами Лувра, он пошел по Гревской площади и через полчаса добрался до улицы Садов святого Павла.
Алоиза в тревоге поджидала его.
— Ну что? — спросила она.
Габриэль преодолел приступ слабости, от которого у него потемнело в глазах, и прохрипел:
— Я ничего не знаю, Алоиза. Все хранят молчание… И женщины эти, и мое сердце… О Боже мой! Боже мой!
— Мужайтесь, ваше сиятельство!
— Мужество у меня есть, слава Богу. Я умру, — проговорил Габриэль и опять упал навзничь на паркет, потеряв сознание.
XVII
ГОРОСКОП
— Больной выживет, госпожа Алоиза. Опасность была велика, выздоровление будет протекать медленно. Все эти кровопускания ослабили молодого человека, но он выживет, не сомневайтесь в этом…
Врач, говоривший это, был рослый мужчина с выпуклым лбом и глубоко сидящими проницательными глазами. Люди звали его мэтр Нотрдам. Свои ученые сочинения он подписывал «Нострадамус». На вид ему было лет пятьдесят, не больше.