Выбрать главу

Габриэль, чтоб не упасть, вынужден был опереться на шпагу.

Глаза у коннетабля заискрились от радости. Партия мира, благодаря его наглой беззастенчивости, по-видимому, решительно восторжествовала.

Но в этот миг во дворе зазвучали трубы. Играли какой-то незнакомый мотив. Члены Совета обменялись недоуменными взглядами. Почти одновременно вошел церемониймейстер и, низко поклонившись, доложил:

— Сэр Эдуард Флеминг, герольд Англии, ходатайствует о чести предстать перед его величеством.

— Введите герольда Англии, — удивленно, но спокойно ответил король.

По знаку Генриха вокруг него расположились дофин и принцы, а за ними — остальные члены Королевского совета. Появился герольд, сопутствуемый только двумя оруженосцами. Он поклонился сидевшему в кресле королю. Тот небрежно кивнул ему.

После этого герольд провозгласил:

— "Мария, королева Англии и Франции, Генриху, королю Франции. За связь и дружбу с английскими протестантами, врагами нашей веры и нашего отечества, и за предложение и обещание помогать и покровительствовать им, мы, Мария Английская, объявляем войну на суше и на море Генриху Французскому". И в залог этого вызова я, Эдуард Флеминг, герольд Англии, бросаю здесь мою боевую перчатку.

Повинуясь жесту короля, виконт д’Эксмес поднял перчатку сэра Флеминга.

— Благодарю, — сухо обратился Генрих к герольду.

Затем, отстегнув великолепную цепь, которая была на нем, он передал ее герольду через Габриэля и произнес, снова наклонив голову:

— Можете удалиться.

Тот отвесил глубокий поклон и вышел. Спустя минуту снова зазвучали английские трубы, и только тогда король нарушил молчание.

— Сдается мне, — сказал он коннетаблю, — что вы несколько поторопились, обещая нам мир и уверяя нас в добрых намерениях королевы Марии. Это покровительство, якобы оказываемое нами английским протестантам, — лишь благочестивый предлог, прикрывающий любовь нашей сестры, королевы Английской, к ее молодому супругу Филиппу Второму. Война с двумя супругами… Ну, что там? Что еще случилось, Флоримон?

— Государь, — доложил вернувшийся церемониймейстер, — экстренный курьер от господина пикардийского губернатора.

— Будьте добры, господин кардинал, — любезно попросил король, — просмотрите почту.

Кардинал вернулся с депешами и передал их Генриху.

— Ну, господа, — сказал король, пробежав их, — вот и новости другого сорта. Войска Филиппа Второго… собираются в Живе, и господин Гаспар де Колиньи доносит нам, что их возглавляет герцог Савойский. Достойный противник! Ваш племянник полагает, господин коннетабль, что испанская армия готовится штурмовать Мезьер и Рокруа, чтобы отрезать Мариенбург. Он срочно просит подкреплений для усиления этих пунктов и отражения первых атак.

Волнение охватило всех собравшихся.

— Господин де Монморанси, — продолжал король, спокойно улыбаясь, — не везет вам сегодня с предсказаниями. Мария Английская безмолвствует, говорили вы, а нас только что оглушили ее трубы. Филипп Второй… трепещет, и Нидерланды спокойны, говорили вы также, а король Испанский так же мало нас боится, как и мы его. Во Фландрии, видимо, идет немалая возня. Так что, думается, благоразумные дипломаты должны ныне уступить место смелым полководцам.

— Государь, — отозвался Анн де Монморанси, — я коннетабль Франции, и война мне лучше знакома, чем мир.

— Это верно, кузен, — ответил король, — и я с удовольствием вижу, что ваш воинственный дух воспрянул. Извлеките же свой меч из ножен, я буду этому только рад. Я хотел всего лишь сказать, что война должна отныне стать единственной нашей заботой… Господин кардинал Лотарингский, напишите своему брату, герцогу де Гизу, что ему следует вернуться немедленно. Ну, а внутренние и семейные дела придется на время отложить… Что же касается брака герцогини Ангулемской, то мы, пожалуй, хорошо сделаем, если дождемся санкции папы.

Коннетабль скорчил гримасу, кардинал усмехнулся, Габриэль вздохнул с облегчением.

— Господа, — продолжал король, стряхнувший с себя, казалось, всю свою вялость, — господа, надо нам зрело обдумать множество важных вопросов. Сейчас мы закончим, но вечером соберемся опять. Итак, до вечера, и Боже храни Францию!

— Да здравствует король! — воскликнули члены Совета в один голос и разошлись.

XII

МОШЕННИК ВДВОЙНЕ

Озабоченный коннетабль возвращался от короля. Мэтр Арно дю Тиль вышел ему навстречу и тихо окликнул его:

— Господин барон, одно слово…

— Что такое? — вырвалось у коннетабля. — Ах, это вы, Арно? Что вам от меня нужно? Сегодня я совершенно не расположен к беседе…

— Да, я понимаю, — сказал Арно, — господин барон огорчен оборотом дела со свадьбой госпожи Дианы и господина Франциска.

— Как ты успел уже проведать об этом, мошенник? Но, в сущности, плевать мне на то, что об этом знают. Ветер благоприятствует дождю и Гизам, вот что несомненно.

— А завтра ветер подует в сторону вёдра и Монморанси, — осклабился шпион, — и если сегодня король против этого брака, то завтра он может переменить решение. Пожалуй, дело сейчас не в короле. На нашем пути вырастает новое значительное препятствие, господин барон.

— Откуда же ждать препятствия более значительного, чем немилость или хотя бы только холодность короля?

— Со стороны герцогини Ангулемской, например, — ответил Арно.

— Что-то ты учуял, ищейка? — подошел к нему, явно заинтересованный, коннетабль.

— А на что же иное, по-вашему, ушли у меня минувшие две недели, господин барон?

— Да, о тебе давненько не было слышно,

— Ну, вот видите! — подхватил гордо Арно. — А вы-то меня упрекали, что я слишком часто попадаю в донесения полицейских дозоров. Кажется, последние две недели я работал осмотрительно и бесшумно.

— Это верно, — подтвердил коннетабль, — и я немало удивлялся, что мне не приходится выручать тебя из узилищ, каналья. Ты ведь если не играешь, то пьянствуешь или если не дерешься, то развратничаешь.

— Но истинным героем последних двух недель был не я, господин барон, а некий оруженосец нового капитана гвардии виконта д’Эксмеса по имени Мартин Герр.

— Да, да, припоминаю, Мартин Герр заменил Арно дю Тиля в рапортах, которые мне представляют каждый вечер.

— Кого недавно подобрал мертвецки пьяным дозор? — спросил Арно.

— Мартина Герра.

— Кто подрался из-за шулерских игральных костей и пырнул шпагой самого красивого из стражей французского короля?

— Опять же Мартин Герр.

— Наконец, кого вчера накрыли при попытке похитить жену слесаря, мэтра Горжю?

— Все того же Мартина Герра. Этот негодяй так и просится на виселицу. Должно быть, не большего стоит и его хозяин, виконт д’Эксмес, за которым я поручил тебе наблюдать; он вечно выгораживает и защищает своего оруженосца, уверяя, что нет человека более смирного и добропорядочного.

— То же самое вы, по доброте душевной, не раз говорили и обо мне, господин барон. Мартин Герр думает, что он одержим дьяволом. В действительности же он одержим мною.

— Как? Что это значит? Не сатана ли ты? — в ужасе вскричал коннетабль, крестясь. Ведь он был невежествен, как рыба, и суеверен, как монах.

Мэтр Арно ответил только сатанинским смешком и, заметив, что коннетабль достаточно напуган, сказал:

— О нет, я не черт, господин барон. Чтобы вы убедились в этом и успокоились, я прошу у вас пятьдесят пистолей. Будь я чертом, согласитесь, мне бы не нужны были деньги и я бы сам себя выручал из затруднительных положений.

— Ты прав, — облегченно вздохнул коннетабль, — и вот тебе пятьдесят пистолей.

— Я их заслужил, господин барон, завоевав доверие виконта д’Эксмеса. Я, правда, не дьявол, но я немножко колдун, и стоит мне надеть особый, темного цвета камзол и желтые штаны, как виконт начинает беседовать со мною, точно с испытанным, старым другом, от которого нет у него тайн.