Да, невероятно трудно было Заимову в свой предсмертный час оглянуться назад и увидеть самого себя: все дела свои, что он сделал для победы, для счастья людей, увидеть все это как бы чужими глазами.
Сейчас его странным образом огорчает, что судили его только за помощь Советской Армии. Это лишь его военное дело, которое он взял на себя в тот далекий летний день в парке Банкя. Но было и другое, не менее опасное для врагов Болгарии, что он делал в борьбе с фашизмом. Была его ежедневная деятельность, которую он для себя называл открытием людям правды. И это тоже была борьба, в которой он ежедневно рисковал жизнью, потому что люди бывают всякие и не всегда он мог заранее знать, какому богу человек молится. Так что беда могла настигнуть его и здесь. Он помнит, как однажды прошел по краю пропасти...
В министерстве внутренних дел у него был верный человек, с помощью которого он получал чистые бланки документов и образцы всевозможных печатей, это спасло от охранки многих болгарских антифашистов. Этот человек назвал ему однажды имя молодого юриста, считая, что им следует заинтересоваться — работая в прокуратуре, он может оказаться очень полезным. Заимов долго искал возможность встретиться с этим юристом и, наконец, узнал, что юрист будет в гостях у одного инженера, которого Заимов хорошо знал. Юрист был влюблен в его дочь, добивался ее руки...
В слякотный декабрьский вечер Заимов пришел в этот дом. Семья уже сидела за столом. Юрист был здесь, сидел рядом с дочерью хозяина Штудой. Заимов сразу включился в разговор. В те дни во всех болгарских домах говорили о поражении немецких войск под Москвой. У большинства болгар эта весть вызвала радость и надежды, но были дома, где она вызвала тревогу. Здесь о ней говорили, не скрывая радости. Заимов видел, что юрист улыбался вместе со всеми, однако участия в разговоре не принимал.
— Неужели история повторится и русские снова спасут нас! — радостно воскликнула Штуда, обращаясь к юристу. Заимов заметил, как он в ответ как бы солидарно пожал лежавшую на столе ее руку, глядя ей в глаза весело и счастливо. Заимов подумал, что он молчит только потому, что ему — государственному служащему да еще и блюстителю законности — наверно, просто боязно поддерживать такой разговор.
Заимов рассказал некоторые подробности подмосковного сражения, и это вызвало за столом новый взрыв радостного возбуждения.
— Представляю себе, что об этом думают наши продажные шкуры, — сказал хозяин дома, смотря на юриста. Тот сдержанно улыбнулся и сказал негромко:
— По-разному думают...
В этом доме за столом курить не полагалось, кто не мог вытерпеть, выходил в соседнюю комнату. Когда туда отправился юрист, Заимов встал из-за стола и, извинившись, вышел вслед за юристом.
Закурив, они стояли у окна с открытой форточкой и некоторое время молча смотрели в окно, через которое, впрочем, ничего не было видно — по стеклам плыл мокрый снег.
— Да, события развиваются по своим объективным законам, — задумчиво произнес Заимов.
Юрист повернулся к нему и, точно боясь продолжения начатой Заимовым мысли, торопливо сказал:
— Вы друг семьи, с которой у меня связана надежда на счастье... Поэтому прошу вас не говорить мне ничего, что обязало бы меня потом нарушить свой служебный долг. Надеюсь, вы понимаете меня...
— Безусловно, — спокойно ответил Заимов. — Ценю вашу откровенность, но теперь меня тревожит судьба этой семьи...
— Я уже сказал, что́ для меня эта семья, можете не тревожиться... — юрист затушил недокуренную сигарету и вернулся в столовую.
Когда юрист вместе со Штудой ушли в кино, хозяин дома спросил у Заимова — почему юрист так быстро вернулся к столу?
Заимов долго думал, что ответить, потом сказал:
— Могу посоветовать одно — Штуда не должна торопиться сказать ему «да».
Хозяин рассмеялся:
— Насколько мне известно, она вообще не собирается этого делать.
— Тогда у меня совет другой — она не должна торопиться сказать ему и «нет».
Его собеседник задумался и, видимо, все понял.
— Спасибо... — тихо сказал он и крепко пожал Заимову руку...
Впоследствии, во всяком случае до ареста Заимова, никакой беды с той семьей не случилось, а сам Заимов во время допросов с доносом юриста не столкнулся — все-таки, хоть какая-то порядочность в его служивой душе была...
Но каким счастьем для Заимова было, когда он видел, что помог людям освободиться от слепого страха, найти себя, а иногда и найти свое место в борьбе.