Ирина:
Утро добрым не бывает, это знает каждый, кто ходит на работу. Опять те же лица, надоевшие до зубовного скрежета.
А он действительно красавчик, этот черный маг. Эффектный такой мужчина: высокий, статный аристократ с правильными тонкими чертами лица, не особо худой, но и не толстый, как говорит Карлсон: 'В меру упитанный мужчина в полном расцвете сил'. И мускулы под тонкой сорочкой отчетливо просматриваются. Только по всему видно, что сволочь первостатейная. Ему в НКВД работать надо. Ну или КГБ, например. Сам будет допросы вести и признания выбивать. Да и приговоры исполнять тоже сам будет. С большим удовольствием. Никому это милое дело не доверит. Ударник труда, блин. Хотя жену он, похоже, действительно жалеет. Не любит, нет, этот вряд ли любить может, если только самого себя, да и то, когда крутится перед зеркалом, но по крайней мере жалеет. И по-своему заботится о ней. Как о дорогой бессловесной фарфоровой кукле.
'Он приходил. Спрашивал о тебе'.
Да вы ж посмотрите, кто появился!
'Ирма, что ты тогда устроила???'
Покаянно шмыгает носом.
'Прости. Я действительно его боюсь. До дрожи'.
Это я уже поняла.
'Почему?'
Неуверенно:
'Не знаю. Он... Он жестокий. Очень. И страшный. Не внешне, нет. В душе'.
- Ирина Николаевна, подождите одну минуточку! Подпишите, пожалуйста!
- Катенька, сколько можно повторять? Все бумаги на подпись отдаете моему секретарю, меня не беспокойте. Всего хорошего.
'Она тебя ненавидит. Так посмотрела тебе вслед... Глаза у нее были злыми'.
'Тю. Нашла, что нового рассказать. Это та еще гадюка. Змея подколодная'.
'Тогда зачем ты ее держишь?'
'А чтобы развлекала. Да и серпентарий надо иногда палкой шевелить. Это забавно'.
Задумчиво:
'Знаешь, Ира, мне кажется, вы с моим мужем в чем-то очень похожи...'
Вот и кабинет, теперь можно сесть и вытянуть ноги. Пусть и под столом.
'Ну спасибо, очень лестное сравнение!'
'Не обижайся...'
Хорошо-то как!
'А ты хотя бы иногда думай, что говоришь. Я такой, как твой дражайшей супруг, никогда не стану. Жестокости не хватит. Что он там спрашивал-то?'
'Он назвал тебя сущностью. Спрашивал, почему я о тебе ему не сказала'.
'А ты?'
Тихо и измученно:
'Расплакалась...'
О, правильный выход для любой женщины из любого затрудненного положения.
'Молодец! Шикарный ход!'
Так, а вот и Аннушка. Кругленький гламурный колобок двадцати пяти лет, одетый в легкое ситцевое летнее платьице, выгодно подчеркивающее все ее немаленькие формы, подкатил к моему столу, привычно держа в правой руке свою извечную толстенную коричневую папку.
- Ирина Николаевна, документы на подпись. С вами хочет переговорить Всеволод Аркадьевич. Он на второй линии.
- Соедини.
К вечеру голова привычно гудела от многочисленных разговоров, разнообразных встреч, принятых и отмененных решений; мысли скакали весело и беспечно, как голодные пьяные блохи, да и самой больше всего хотелось напиться и забыть обо всем. Приехав домой, плюнула на привычный распорядок дня, налила себе виски и чокнулась со своим отражением в зеркале.
Да, Ирочка, умничка ты - пьешь сама с собой. Так и спиться недолго. Забыла про близких родичей: деда по матери, Ивана Кузьмича, отправившегося по какой-то своей пьяной прихоти поздней осенью после веселой гулянки за дровами и замерзшего в сарае, дядьку, Владимира Сергеевича, поспорившего после пол-литра с дружками, что переплывет широкую бурную реку ради десяти бутылок водки, и утонувшего в этой самой реке, двоюродного брата Митьку, по пьяни решившего ночью полихачить, выпендриться перед ребятами, и свернувшего себе шею на мотоцикле? Тоже хочешь такую или похожую судьбу? А сто грамм виски все-таки хорошо расслабляет. Уже и жизнь не такой гадостью кажется. Так, где там моя обожаемая подушка?
Ирма:
После ухода супруга на меня с новой силой навалились усталость и тоска. Горничные ко мне не заходили, наверное, опасаясь мужа, и я сама не заметила, как снова провалилась в сон.
Ира, как обычно, была неотразима и очень уверена в себе. Отчитав меня за мое трусливое бегство, она окунулась в бурлящий водоворот бесконечных дел и встреч, и я только диву давалась, как у нее на всех хватает сил и выдержки.
Горничные меня разбудили ближе к обеду, но на этот раз в привычном мне распорядке дня появились некоторые изменения. Муж сообщил, что занят и к столу в этот раз не выйдет. Мне он приказал подать еду в комнату, так как я, по его мнению, была чересчур слаба после вчерашнего происшествия.