В общем, я оказался один. Я прошел четыре тысячи шагов. На запад. И нашел там лес. Вот в нем я и поселился. Может моя судьба так и осталась судьбой простого молодого человека, умершего в глуши по непонятным причинам. Но! Видимо мой нынешний компаньон, могущественный и знающий, уже заметил меня тогда и начал помогать. Честно скажу — не знаю. Это мои догадки. Правду, возможно, я узнаю, когда покину этот мир.
Но суть не в том. Вначале про меня прознали тамошние жители и стали обращаться с болячками. Я лечил. Честно лечил. Некоторые болезни были мне не по зубам, и мне приходилось говорить правду, что я не возьмусь. А по некоторым болезням методы лечения мне снились. Сейчас-то я знаю, чей это был подарок.
А ещё я начал изучать тела мёртвых. И животных. И людей. И если тела животных я мог безбоязненно изучать у всех на виду, то с телами людей мне приходилось прятаться. Но худо-бедно я лечил людей успешно. В результате людская молва возвела меня в ранг этакого мрачного и нелюдимого колдуна, который всё же не отказывает в помощи, если припрёт.
А еще я начал замечать, что я прекратил стареть. Точнее я старею, но слишком медленно. Не с черепашьей скоростью. И даже не со скоростью улитки. Много, много медленнее. За те неполные сорок лет, пока я жил в гордом одиночестве в лесной глуши, я не изменился. Внешне я изменился только после моего длинного похода. Но это будет потом.
А пока, я трудился аки пчела над всем, что было связанно с миром больных и мёртвых. А еще я начал познавать магию и силу мира Смерти. Исподволь, через сны, через «случайные» открытия, через… Обучающих пособий у меня было много. И вот к концу пятидесятого года вынужденного отшельничества я умел не просто «колдовать». Я умел такое, что моим гонителям из Святлояро и не снилось. Сойдись я с одним из них в открытом бою… ой, боюсь представить, какую кашу я бы оставил тогда от такого нападающего.
Я трудился. И мой труд не остался незамеченным. На исходе сто первого года моего «подвижничества», я сподобился встречи с тем, кто незримо меня направлял. Да, мой мальчик, Смерть сама пришла ко мне. Но не за моей душой. Нет. Мне предложили куда более изысканный вариант сотрудничества. Я прошел инициацию особым порядком. И меня нарекли Кошем. Самое забавное заключалось в том, что именно Смерть предложила мне на время избрать единственным филактерием на первые сто лет именно золотую иглу. Нет, не пойми неправильно. Я не лич. Я — тот, кого и сама Смерть называет «живущий — в-двух-мирах». Только по иронии судьбы, Смерти и воле случая я первый свой век в таком качестве провел как настоящий лич. Только позже я понял для чего это делалось. Я должен был стать псевдоличем, чтоб понимать их и знать их слабые места. Целый век я это постигал. И потом я периодически возвращался к этому опыту, обновляя знания.
Потом был поход в Египет. Да, да, тот самый. Древний. Очень. Там я поднабрался опыта. Там я опять учился. Там я получил титул «сын Скарабея». Поверьте, это сильно. Это почти фараон. Покруче верховного жреца. Там же я научил заклинать неживые предметы на высокую прочность или непобедимость. Там же я оставил первое свое потомство. С большим трудом я отыскал потом своих потомков в египетской ветви. Отслеживаю и сейчас. Некоторые из них меня порадовали сильно. Там же я посетил древнюю Эфиопию. Ничего особенного. И ничего общего с той Эфиопией, которую я обнаружил много позже. И там мне пришлось пожертвовать первой частичкой своей души ради спасения жизни царского ребенка. Именно тогда и там перестал быть псевдоличем.
Я незаметно исчез из Египта и вернулся домой. В свой домик в глуши. Там меня ждали три сюрприза.
Первое, я узнал, что мои братья Вий и Горыня к тому времени были убиты тремя братами — акробатами: это были Велес, Перун и Даш (который, кстати, именовал себя не иначе как Даждьбог. Клиника. Сами видите). И всё потому, что посмели вступиться за меня и восстать против тирании Перуна, его родичей и подпевал.