— Кто такой Саруман? — спросил Пиппин. — Вы знаете его историю?
— Саруман – колдун, — ответил Древобородый. — Больше я ничего не могу сказать. Я не знаю истории колдунов. Они появились вскоре после того, как большие корабли впервые приплыли по морю. Но приплыли ли они на этих кораблях, я не знаю. Саруман считался среди них величиной. Некоторое время назад – вы, наверное, сказали бы: давным-давно – он пустился странствовать по земле, стал вмешиваться в дела людей и эльфов и поселился в Ангреносте, или Исенгарде, как его называют роханцы. Сначала он держался тише воды, ниже травы, но его слава стала расти. Говорят, его избрали главой Белого Совета – но ничего хорошего не вышло. Сейчас я стал задумываться вот над чем: может быть, Саруман уже тогда вступил на путь зла? Как бы ни было, прежде он никогда не причинял беспокойства соседям. Я, бывало, беседовал с ним – он частенько бродил по моим лесам. В те дни он был вежлив, всегда спрашивал моего позволения (по крайней мере когда встречал меня) и очень охотно слушал. Я рассказал ему множество такого, о чем он никогда не узнал бы сам, но он никогда не отвечал мне тем же. Не припоминаю, чтобы он рассказывал мне что-нибудь. И он становился все более и более скрытным. Лицо его, как я теперь вспоминаю, все больше напоминало окно на каменной стене, окно, закрытое изнутри ставнями.
Пожалуй, теперь я понимаю, что он замыслил. Он захотел стать Властью. Рассудок у него из металла и колесиков, и ему плевать на растения, если только те не служат ему. Теперь ясно, что он грязный предатель. Он связался с гнусным народом, с орками. Брм, хум! Хуже того: они вместе что-то затевают, что-то опасное. Эти исенгардцы сродни злым людям. Если живая тварь не выносит солнца – на ней печать зла, печать Великой Тьмы, но орки Сарумана способны терпеть его, хоть и ненавидят. Как он добился этого? Может, это люди, которых он испоганил? А может, он смешал расы – людей и орков? Это было бы черное зло!
Древобородый некоторое время глухо ворчал, словно сыпал страшными, идущими из самых недр земли энтскими проклятиями. — С некоторых пор я стал задумываться над тем, почему орки так свободно осмеливаются проходить через мои леса, — продолжал он. — И только недавно догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги сеют вокруг опустошение. Внизу, на опушках они валят деревья – хорошие деревья! Часть они просто подрубают и оставляют гнить, но чаще рубят на дрова и отправляют в костры Ортанка. Нынче над Исенгардом все время поднимается дым.
Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя. У многих были собственные голоса, которые теперь умолкли навсегда. На месте поющих лесов остались только пни да колючки. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить!
Древобородый рывком приподнялся с кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды содрогнулись и выплюнули две огненные струи. Глаза Древобородого засверкали зеленым огнем, борода встала торчком и стала похожа на большой веник.
— Я положу этому конец!— взревел он. — А вы пойдете со мной. Вы можете помочь мне! Таким образом вы поможете и своим друзьям: если не остановить Сарумана, враг будет у Рохана и Гондора не только впереди, но и в тылу. У нас одна дорога – на Исенгард!
— Мы пойдем с вами, — сказал Мерри, — и сделаем все, что сможем.
— Да! — подтвердил Пиппин. — Я хочу увидеть, как свергнут Белую Руку. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы: я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.
— Хорошо! Хорошо! — сказал Древобородый. — Однако я тороплюсь высказаться. Не нужно спешить. Я чересчур разгорячился. Я должен охладиться и подумать. Легче кричать «положу конец!», чем сделать это.
Он прошагал к арке и некоторое время стоял под дождем родниковых капель. Потом засмеялся и отряхнулся. Летевшие с него капли вспыхивали у земли красными и зелеными искрами. Вернувшись, энт снова лег на кровать и погрузился в молчание.
Через некоторое время хоббиты опять услышали его бормотание. Казалось, Древобородый что-то пересчитывал по пальцам. — Фангорн, Финглас, Фладрив, да, да, – беда в том, что нас осталось слишком мало, — вздохнул он, поворачиваясь к хоббитам, — только трое остались из первых энтов, что ходили по лесам до наступления тьмы: только я – Фангорн, Финглас да Фладрив. По-эльфийски это будет Листвокудрый и Корокожий. Можете так их и называть, если это вам больше по вкусу. И толку от Фингласа и Фладрива будет не очень много. Листвокудрый стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно, в полудреме, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь оброс похожим на листву волосом. Прежде он просыпался к зиме, но в последнее время стал уж очень сонным и даже в холод не может далеко уйти. Корокожий жил на горных склонах к западу от Исенгарда. Там-то и грянула самая страшная беда. Орки ранили его и истребили почти все его древесное стадо. Он ушел высоко в горы, поселился среди любимых берез и не желает спускаться вниз. И все же, смею сказать, наберется немало молодых энтов – если только я сумею втолковать им нашу нужду, если смогу разбудить их: мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!