Крепость стояла, ощетинившись, охранными башнями, и черные клубы дыма над ней нависали густыми, насупленными бровями. Подходы к стенам, вал и ров были сплошь усыпаны телами нападавших и защитников, земля пропиталась кровью. Ее густой запах стоял в окрестностях, но зверье, напуганное еще более страшным запахом, запахом войны, давно переместилось в самую чащу леса.
Армия захватчиков откатилась, неся огромные потери, измотанная длительной осадой крепость никак не желала сдаваться. На стены вышли все, даже, раненые. Они метали камни, лили смолу и кипяток, умирали, но не сдавались. По подсчетам захватчиков еды в Солуни оставалось всего ничего, с запасами воды дела обстояли не лучше, но крепость сдаваться не желала.
У защитников была небольшая надежда на подмогу, перед самой осадой, тайным ходом ушел гонец, но если б защитники могли видеть истыканное стрелами тело на берегу реки, то и эта последняя искра надежды угасла бы безвозвратно.
- К чему все это? - Думал Вышеус, устало, привалившись к каменному парапету. - Сил нет смотреть на то, как умирают от голода жена и дети, худеют, становясь бледными тенями. В крепости давно не осталось ни кошек, ни собак, крысы и те, были редким лакомством. Защитники ели березовую кашу напополам с вареной кожей, чтоб хоть чем-то наполнить желудки. И ведь никуда не денется враг, стоять будет под стенами, пока все не передохнут.
- Слышишь, Зарислав? - Вышеус окликнул сидевшего поодаль знакомого.
- Ну, - не поворачивая головы, нехотя отозвался тот.
- Сдохнем, говорю, тут все как собаки, а толку что?
- Все когда-нибудь умрем.
- Да леший с нами, детей жалко, жен.
- А ты что предлагаешь, ворота открыть, думаешь, они детей пожалеют? - Зарислав кивнул за стену. Ушуны хуже зверей, камня на камне не оставят, даже младенцев вырежут! Что не смогут с собой забрать - пожгут. Ты вокруг глянь, ни одного печища, головешки одни...
- Да что ж они нелюди что ль, детей у них нет? - не унимался Вышеус.
- Не пойму я тебя чтой-то, - нахмурился Зарислав - ты сдаться предлагаешь? Да лучше я сам на меч кинусь! - Он поднялся и подойдя к Вышеусу, похлопал его по плечу, - Да ладно ты, не боись, князь в беде не оставит. Олежко уж верно у него, сказал всё о нашей беде.
- А коли убили Олежку?
- Да ну! - отмахнулся Зарислав. - Он же тут каждую кочку, каждую камышинку знает.
- Ох, - простонал Вышеус, - как взгляну на детей, да на Заренку, сердце кровью обливается. Малая-то моя, Радодневка, уж почитай третий день не встает. Вышеус стиснул кулаки, заскрипел зубами. На что мы им сдались? Добычи с нас никакой!
- Да это понятно, - Зарислав опустился на землю рядом с другом, - они на князя идут, но нас они в тылу не оставят, боязно слишком. А ну, как в самый такой момент, сзади ударим.
- Может, дождемся ночи и в лес, а? - с надеждой зашептал Вышеус. - Тайным ходом?
- Да ты что! - отшатнулся Зарислав. - Ополоумел совсем? Да и куда побежишь? Обложили, что матерого секача, куда ни кинь - рогатины. Да и как бежать? Всю жизнь себе потом не простишь! В глаза людям не взглянешь!
К вечеру подошёл Черныш, бородатый десятник с дланями, как лопаты. Прислонился к ещё тёплому камню стены, пристроил рядом рогатину, пару раз кашлянул, словно не желая сразу вступать в разговор.
- Ну, чего, мне что ль, идти? - сам прервал затянувшееся молчание Вышеус, словно нутром чувствуя, что может сулить приход десятника.
- Тебе. Ты того, чай опытный уже, не отрок непутёвый, всё сам знаешь.
- Знаю. Как не знать.
- А Заренке я скажу. Зайду по пути и скажу.
Снова повисло молчание. Идти в ночной дозор на подбор стрел было суровой необходимостью. За три месяца осады припасы подходили к концу. Сборные отряды, выпускались через секретный лаз и под покровом темноты, собирали истраченные за день боеприпасы, замирая при малейших шорохах, словно степная лисица в предрассветный час. Все найденное сдавали ковалям, а уж те сортировали и решали, что пускать в ход так, а что отправлять на переплавку.
Стемнело быстро. Это в Червень или Липень солнце стоит высоко и ночи почти белые, а Жовтень, пора унылая, ночи долгие и тяжкие, как и настроение у тех, кто оборонял крепость на Шуше. Вышеус и ещё несколько десятков таких как он, неслышными тенями, выскользнули наружу.
- Вы, робяты, смотрите, сторожко там, - шепотом напутствовал их выпускавший за стену, усталый русобородый стражник в колонтаре и мисюрке поверх шапки.
- Не боись, Шестак, мыши не спугнём, - ответил кто-то из задних, видно лично знакомый со стражником.
Обирать покойников - занятие не для слабонервных. К тому же ночью, когда каждый холмик меж терпко пахнущих мертвечиной тел, кажется затаившимся ушуном. А в шуме ветра чудится неосторожный шорох тайного засадника.
Шли бездоспешными. Так легче, да и шуму меньше. Вышеус прокрался направо, к месту под тем участком стены, который сам же и защищал днём. Там должно было быть немало как стрел, так и другого оружия. Лохматый Мал, нынче, упустил свой кистень, так просил посмотреть. К своему-то, рука завсегда привычнее. Под ноги попалась голова ушуна с выпученными глазами. Вышеус пнул её и сплюнул. Он хорошо помнил эту узкоглазую харю. Когда сбрасывал со стены ее владельца, едва увернулся от кривого меча, удар пришелся вскользь по голове. Если бы не шлем и не вовремя подоспевший Мал, быть бы Заренке вдовой, а ребятишкам сиротами.