До ночи Вышеус промаялся кое-как. Хоть и мог поспать после ночной вылазки, но сон не шел. Голова гудела от мыслей, что твой весенний рой в поисках матки. Как отворить ворота, не убивая сторожей, Вышеус придумал еще по пути обратно. Не раз бегал к знахарке за сонным отваром для Радодневки. Оставшееся с прошлого раза зелье, Вышеус влил в корчагу с квасом и припрятал ее возле стены. Кто усмотрит злой умысел в том, что решил угостить старых знакомых стоящих в карауле? Но как пойти на такое? А ну, обманет ушун? Но тут же одергивал сам себя, - ну не звери же! Должны понимать. К вечеру Вышеус и вовсе извелся. И было уж решил плюнуть на все да идти излить душу десятнику, когда увидел Ставра с пустыми глазами, бредущего будто на ощупь, ведомого под руку могучим другом Бером.
- Что случилось? - окликнул он их.
Ставр даже головы не повернул.
- Сын у него, - скороговоркой буркнул Бер, - и жена, с голоду... в общем отмаялись сердешные.
Дождавшись вечерней смены, Вышеус двинул к воротам.
- По здорову вам, - приветствовал он дюжего Корю и юркого Ушью. - Кваску вот Заренка моя вам передает. Не чужие чай, соседи. Охолонили мы ворога, ноне даже на стены не лезь, пообломал зубы-то, - Вышеус никак не мог остановить словесный понос. Внутри все тряслось и обрывалось. - Даст бог отстоимся, а там князь подойдет, и погоним ворога поганого. Стражники поочередно надолго приложились к корчаге, улыбались и согласно кивали. Забрав пустую корчагу, Вышеус отошел в сторону и повалился на траву. Сердце бешено колотилось: - А ну как не подействует отвар? Тогда что? Засапожником их? Это своих-то?! Поднимется рука? Однако и часа не прошло, от ворот донесся дружный храп. Измотанные голодом и сражением стражники спали как убитые.
Вышеус с трудом откинул засовы, выкрутил ворот и немного отворил ворота, со стороны, в темноте, особо и не увидишь, что раскрыты. Он шмыгнул наружу, тут же припал к земле, как бы со стен не заметили. Отполз подальше и, как было уговорено, трижды прокричал совой. Издалека, заливистым лаем, тут же отозвалась степная лисица - сигнал был услышан. Не помня себя, Вышеус направился в крепость...
То, что случилось дальше, Вышеус видел, как сквозь пелену. В висках стучало так, будто молодой коваль лупит по заготовке, правя её на меч. Ушуны выскочили, казалось, прямо из трупов, что валялись под стеной. Вроде как лежали покойники и - раз, мало того, что на ноги поднялись, так ещё и просочились в створы ворот.
- Тревога! - закричал было молодой, ещё безусый, парнишка, бывший ближе всех, но захрипел и осел, проткнутый ушунской пикой.
Узкоглазые кочевники один за другим проникали на территорию крепости, измазанные кровью, в лохмотьях, крича что-то на своём тарабарском языке и быстро ныряли в узкие улочки. То тут, то там раздавались крики, женский визг. Казалось, что на латников на стенах нападающие даже внимания не обращают, так, играются, как ленивый кот с пойманной им птахой с перебитым крылом.
- Да мы их, да мы... - Зарислав, стоявший тут же, только сжимал в багровых кулаках свой цеп, не зная, оставаться на стене или бежать во двор, чтобы сойтись с ушунами в последней битве. Наконец, видно не выдержав, махнул рукой и помчался по крутым ступеням вниз, врезаясь на поворотах в стены.
- Чё встал? За ним! - толкнул Вышеуса Черныш и, перехватил копьё, устремился за Зариславом, крича гулким басом, - Айда, робя, Отстоим!
Вышеус дрогнул, хотел было тоже бежать, но тут сверху увидел, как из проулка показались несколько кочевников, ведущих пленных.
- Пусти, гад! - раздался женский крик и Вышеус понял, что это кричит Заренка, его Заренка, - Не меня, так дочку пожалей!
"Дочку? Девочку мою? Радодневку? Где она?" - и Вышеус, забыв уже, что хотел куда-то бежать, прижался к зубцу стены, ища глазами свою любимицу. Лучше бы он этого не делал. Радодневку тащил, перекинув через плечо какой-то здоровенный кочевник, а она молотя своими худенькими кулачками ему по спине, захлёбывалась слезами.
- Увак анар! - проорал ушун и сбросив девочку со спины, наступил на неё ногой, - Шурх!
Вышеус вытянулся весь, не веря своим глазам. Они же обещали не трогать... А он поверил. Поверил... Кому поверил, спрашивается?
Ушун же, тем временем снова что-то прокричал на своём гортанном наречии и, выхватив кривой клинок, полоснул Радодневку по горлу. Рядом площадь окрасилась кровью ещё нескольких пленных.
- О-том-стим! - выскочили из башни Зарислав и последовавшие за ним, - Урра!
Но Вышеус уже ничего не видел. Кровавый клинок, перерезающий горло его любимице продолжал стоять у него перед глазами. Вышеус попятился пока не упёрся в каменный зубец. Вот он, край стены, с которого он же и призвал сюда ушунов. Он, а никто другой. Значит, и во всех смертях виноват только он? Да разве он хотел? Разве так он хотел?
Вышеус отбросил копьё, схватился за голову, ударился пару раз об стену. Потом сел, обессиленный, истощённый, с округлившимися глазами от открывшейся правды.
Наконец что-то колыхнулось ещё раз в сознании Вышеуса и он, поднявшись на ноги, нетвёрдо шагнул между зубцами стены.
Никто не заметил падения одинокого тела, крепость ещё продолжала сопротивляться, нехотя отдавая одну за одной жизни своих защитников новому ушунскому порядку...
<p>
</p>