Предстояло поужинать остатками еды, и устроится на ночлег. Мынаш рассмотрев скудный ужин неожиданно исчез. Не успев сообразить, что это с ним и куда его так резко унесло, как он вернулся с двумя деревянными мисками. В мисках паровала каша с подливкой из крупно порубленных овощей. Он сгрузил добычу на бревно, на котором я развернул льняной кусок ткани с краюхой хлеба и засохшим сыром. За три дня почти не удавалось поесть, нет Мынаш то подъедал все что попадало под руку, но я, находясь в стрессе и ожидании попадалова к козлам ел от силы три раза.
Запах каши пробудил просто зверский аппетит, глядя на миску, чертыхнулся на попутчика, — остынет же.
— Сюрприз, — пронеслось в моей голове, когда он вывалился снова. Сноп сена он водрузил перед козой, и та обрадованно принялась за угощение, а олененок, глядя как она смачно шевелит челюстями тоже пристроился рядом.
Мынаш снял с шеи кольцо колбасы, что превращало наш бедный ужин в настоящее пиршество, поклонился мне и выдал — приятного аппетита, прошу простить за невыполнение вверенных обязанностей.
От неожиданности я икнул, ладно то, что он достаточно удачно скачет по своим тропам, не трясясь что потеряется, закрою глаза, на то, что за три дня он ощутимо подрос, но откуда он научился таким словам. Я бы меньше удивился, если бы он начал разговаривать только неологизмами, которые я рассыпал при очередной встрече с рогатыми.
— А каша откуда, — задал вопрос, стараясь прийти в себя.
— Из долины, — донеслось сразу перед тем, как он начал орудовать ложкой.
— Как? — кажется я научился стонать, как моя мама, когда ей отчитывались о моих шалостях.
— По запаху, кашу раздавали, я в темноте руки протянул и две миски умыкнул. Радостно так пояснил Мынаш.
Стараясь не сбить его с благодушного настроения, принялся выпытывать — а что ты еще там видел?
— Людей, много, но они с кашей по территории разбрелись, возле котла никого уже не было. Повариха на меня даже не смотрела. Поскребла по дну, насыпала, потом из ведра полила подливкой, и просипела — следующий.
— А охрану видел?
Ёкаи на секунду задумался, закинул кусок колбасы, отломанный от кольца в рот, смешно зашевелил розовым пятачком пережёвывая. Он и чавкать перестал, — пронеслось некстати.
— Нет, там не было. Может сверху? Но я наверх не смотрел.
— Не понял, что значит сверху.
— Там большая яма, внизу люди. Наверное, роют и живут там.
Расстелив плащ, предложил прилечь, — но Мынаш покрутил головой и отправился к своим подопечным.
— Даже не знаю радоваться таким разительным переменам или начинать бояться.
Снилось мне поистине странное кино. Олененок вырос и обзавелся огромными ветвистыми рогами. Да и по размерам он превышал земных сородичей раза в два. Стоит значит он на каком-то возвышении и на нем седло, я даже во сне удивился, про упряжку слышал, но чтоб верхом.
Из-за холма поднялся его хозяин. Было что-то в его образе знакомое, но сердце замерло только тогда, когда рядом появилась черная коза.
— Твою ж, козлиную рожу, даже во сне отдохнуть нельзя.
Всматриваясь в двухметрового воина, непроизвольно отметил, что он, пожалуй, будет даже слегка повыше меня. Широкоплеч, из-под кожаных доспехов выбивается белый мех, гармонично сочетаясь с длинной белой гривой, выглядывающей из-под шлема с рогами. Круглое лицо, желтые глаза, нос картошкой, приплюснут как пятачок. Рогами и пятачок, — переспросил мой мозг. Опуская взгляд вниз, я уже понимал, что в стременах будут торчать копыта Мынаша.
Это ж надо, как мальчик вырос, — подытожил, прежде чем всадник скомандовал козе, и та рванула в мою сторону.
Проснулся в холодном поту. Как-то за последнее время в любых козлах чувствую угрозу, покосился в сторону иждивенцев, боясь увидеть в реальности то, что приснилось. В слабом свете зарождающегося дня вся троица мерно посапывала на охапке сена. Коза прижалась к боку Мынаша, слившись с шерстью на его ногах, олененок прикрывал его с другой стороны.
Поднялся, потянулся. Подбирая плащ с земли, удивленно воззрился на круг, который проступил из мха. Оказывается, мы устроились на ночлег на деревянном помосте круглой формы. Несмотря на то, что дерево было черным, но оказалось на удивление хорошо сохранившимся. Вся поверхность пестрела проступившими письменами. Нет, скорее знаками или рунами.
— Двуликий, — прошелестело где-то глубоко во мне.
— Ох ты, я же в обороте порву козу на тряпки, — скинул одежду, схватил плащ и рванул в лес. И откуда такая потребность свалилась на мою голову. Опасности не чувствую, даже козлы моего медведя не вытянули, а тут утренний лес и тишина. Это все от нервов, — только и успел подумать, как энергетическая волна догнала и толкнула в спину: — ДВУЛИКИЙ!!! И показалось, что лес вздрогнул, когда ребра затрещали, выпуская Кадьяка.
— Вкусно, — заревел он и ринулся в кусты.
Через час, позавтракав двумя зайцами, обобрав малинник и закусив нежными ростками папоротника, удовлетворенно возвращался к месту ночлега.
— Точно, это все нервы. И голод, — медведь внутри сладко рыкнул, устраиваясь посопеть после вкусного пиршества.
— Как скажешь, — уступил, заворачиваясь в брошенный в лесу плащ.
— Не уберег, — разнеслось со стороны стоянки. — И кто-то протяжно завыл или заголосил, — даже не разобрал сразу. Рванул в ту сторону, не понимая почему не чувствую опасности и что стряслось на этот раз. Неужели олененка сожрали?
Выскочил из леса и только успел затормозить перед наполовину вылезшей из земли башней. На ее вершине кто-то продолжал голосить. Лапа проявилась без усилий, — ничего себе, — пронеслось в голове, раньше такого не умел. Башня состояла из огромных черных валунов, двумя рывками выбросил себя наверх. И завис от вида скрючившегося Мынаша, который голосил над моей одеждой. Коза и олененок жались к бортику, который опоясывал помост, на котором мы заночевали.
Понимая, что действовать надо быстро, пока он не привлек ненужный интерес, шикнул, вложив в одно слово всю степень опасности.
— Тихо!
Наступившая тишина продемонстрировала правильность выбранной команды. Мынаш медленно повернулся, уставившись на меня своими огромными желтыми блюдцами.
— Живой, — почти на грани слышимости прошептал. — А был-то где?
— Купался, — сказать, что завтракал совесть не позволила. Ничего ведь ему не принес.
Мынаш с сомнением окинул мою фигуру, закутанную в плащ, задумчиво рассмотрел густую растительность на голых ногах, торчащих из-под плаща.
— Ага-ага, то-то я слышу, как ты медведем пахнешь, наверное, его шкурой вытирался? Полотенечко забыл?
Так с открытым ртом я и проводил успокоившегося адъютанта, исчезнувшего со словами, — завтрак организую.
— Неужели снова подрос, — мелькнула мысль, прежде чем ощутил, что башня еще на метр вылезла из земли и начала отращивать башенки с трех сторон бортика.
— Это куда ж нас ёкаи занесли, — размышлял, быстро одеваясь и обтираясь влажной тряпкой. Адъютант был прав, запах медведя не бил в нос, но присутствовал. Ухмыльнулся, наверное, для копытных еще то соседство, вон как вжались в камни. Отошел от них подальше, что б не нервировать.
Не давали покоя руны. В том, что это именно они, уже не сомневался. Взял копье, снял ножны, вгляделся в серебро на лезвии. Точно, вот эта, такая же как в центре помоста.
Дальнейшие размышления прервал адъютант, вывалившийся вместе с мангалом, на котором шкворчали свиные ребра, расточая умопомрачительный запах шашлыка и сумкой, из которой вытряс гору овощей, огромную буханку хлеба, головку сыра и бутылку, заткнутую кочаном.
У меня опять челюсть пошла вниз, какой хозяйственный добытчик мне достался.
Просто невероятное везение, — постучал о помост, чтоб не сглазить. И с благодарностью принял тарелку с мясо.