Хрясть!
...Лондон, перед самым закатом. Листья тенистых деревьев вдоль Девоншир-стрит слегка подернулись желтизной. Выйдя из «Кристис» 16 , они с Хелен направились к Риджентс-парку. Усту пая просьбам жены, Пендергаст купил на аукционе две карти ны, в которые Хелен влюбилась с первого взгляда: морской пейзаж Джона Марина и полотно, изображающее аббатство Уитби, — в каталоге его автор был назван «рядовым представителем романтической школы», хотя сам Пендергаст подозревал, что это ранний Констебл. Хелен тайком пронесла на аукцион серебряную флягу с коньяком и теперь, когда они пересекли Парк-кресент, принялась во весь голос, чтобы каждый мог услышать, читать стихотворение «Дуврский берег»:
Взгляд оторвать от моря не могу.
Тишь. Смотрится луна в пролив...17
Он даже не заметил, когда выронил лопату. Она наискось легла возле его ботинок, зарывшихся носами в пыль. Пендергаст наклонился, чтобы подобрать ее, и внезапно упал на колени. Вытянул руку, пытаясь опереться на нее, но та подломилась, и он упал, уткнувшись лицом в пересохшую землю.
Это было бы так просто — остаться лежать здесь, чуть выше Хелен. Но Пендергаст слышал, как медленно, капля за каплей, падает на песок его кровь, и понимал, что не может отступить, пока работа не будет закончена. Он перевернулся, потом сел. Через несколько минут почувствовал, что способен подняться на ноги. С огромным трудом, опираясь на лопату, встал — сначала на левую ногу, потом подтянул правую. Боль куда-то пропала, он не ощущал вообще ничего. Несмотря на яркое солнце, к глазам подступала темнота, а значит, он вот-вот мог потерять сознание, так и не установив табличку. Глубоко вздохнув, Пендергаст приподнял лопату и последним усилием опустил ее на кусок доски.
Хрясть!
...Теплая летняя ночь, трели сверчков где-то за стеной. Они с Хелен сидели на задней веранде плантации Пенумбра. Она держала в руке высокий бокал и наблюдала за тем, как вечерний туман расползается от реки, переливаясь в лунном свете. Сначала мерцающая дымка накрыла болотистый берег, затем сад, заросшую травой тропинку к дому. Туман вился над лужайкой, облизывал крыльцо, будто неторопливый прилив, выбеленный призрачным сиянием полной луны.
На сервировочном столике стоял кувшин, наполовину наполненный холодным лимонадом, и тарелка с остатками креветок в ремуладе 18 . Из кухни доносился аромат жареной рыбы. Морис приготовил на обед помпано 19 .
Хелен отвела взгляд.
— Разве это сможет продолжаться вечно, Алоизий? — спросила она.
Он отпил немного лимонада:
— Почему бы и нет? Наша жизнь в наших руках. Мы можем сделать ее такой, как нам хочется.
Хелен улыбнулась и посмотрела вверх.
— Такой, как нам хочется. Поклянись перед этой луной!
Глядя на янтарную луну, он с театральной торжественностью приложил руку к груди.
— Истинный крест!..
Пендергаст стоял посреди огромной, безлюдной, безжалостной, чуждой пустыни. Темнота наползала все настойчивей, и он словно бы смотрел вокруг сквозь тоннель, конец которого с каждым мгновением отодвигался вдаль. Лопата вывалилась из обессилевших рук и загремела по камням. С последним, еле слышным вздохом он опустился на колени и, пошатнувшись, упал на могилу жены.
15Прощай навсегда (лат.).
16«Кристис» — крупнейший после «Сотбис» аукционный дом. Расположен в Лондоне, неподалеку от Сент-Джеймсского дворца.
17«Дуврский берег» — стихотворение английского поэта Мэтью Арнолда. Перевод М. Донского.
18Ремулад — соус на основе майонеза, блюдо французской кухни. Лучше всего подходит к рыбным блюдам.
19Помпано — род морских лучеперых рыб семейства ставридовых отряда окунеобразных.
1
Альбан Лоример вошел в нью-йоркский «Мальборо-Гранд-отель». Его светлые глаза жадно вбирали в себя арки из полированного итальянского мрамора, освещенные неярким светом, каскады воды, с легким журчанием падающие в бассейн с цветущими лотосами, обширный холл, заполненный людьми.
Он остановился посередине зала, разбуженного утренней суетой. Сосредоточил внимание на отдельных людях, отслеживая их движение. Многие становились в очередь в кофейню «Старбакс», откуда доносился пленительный аромат.
Нью-Йорк...
Плавным движением руки Лоример пригладил отворот шерстяного костюма в мелкую полоску, почувствовав тонкими, но сильными пальцами эластичность и мягкость дорогого материала. Он никогда прежде не носил таких костюмов. Обувь тоже была высшего качества, он позаботился о том, чтобы выглядеть как можно лучше, словно от предстоящего испытания зависела вся его жизнь. И это действительно было нечто вроде проверки его способностей: важное, значительное событие, немного поспешно организованное, но совершенно необходимое. Он глубоко вздохнул. Как прекрасно чувствовать себя обеспеченным человеком, носить шикарную одежду, ощущать тяжесть набитого деньгами бумажника в собственном кармане и стоять в холле респектабельного отеля в лучшем городе мира. Единственная деталь портила его внешний вид — крохотный пластырь на мочке левого уха, но с этим ничего нельзя было поделать.
Кофе? Возможно, но позже.
Еще раз пригладив костюм, Альбан зашагал через холл к лифтам, вошел в свободный и нажал кнопку четырнадцатого этажа. Посмотрел на абсолютно новые часы «Брейтлинг», также чрезвычайно ему понравившиеся: семь часов тридцать одна минута.
В лифте были и другие пассажиры, многие из них держали в руках большие чашки с кофе. Альбана поразили размеры этих чашек. Оказывается, в Нью-Йорке принято пить кофе большими порциями. Сам он предпочитал так называемый итальянский стиль — маленькую чашку крепкого черного кофе. Еще он был потрясен тем, что большинство туристов в Нью-Йорке одеваются как попало. Даже здесь, в роскошном и дорогом отеле рядом с Пятой авеню, они выглядели так, будто собрались с детьми на игровую площадку или на пробежку в парк: спортивные костюмы, кроссовки, трикотажные рубашки и джинсы. Хотя некоторые из них, судя по комплекции, давно не вспоминали о беге: мужчины с безобразно выпяченными животами, худые как спички женщины с густым слоем косметики на лице. Лоример никогда не видел столько людей, находящихся в плохой форме. Впрочем, не стоит забывать, что это всего лишь обыватели.
Он вышел на четырнадцатом этаже, повернул налево и бодро зашагал в самый конец коридора, пока не добрался до двери, ведущей на лестницу. Он обернулся — восемь дверей справа и столько же слева. Почти под каждой из них лежала свернутая в трубочку утренняя газета. Одни постояльцы заказывали «Таймс», другие «Джорнал», третьи «Ю-Эс-Эй тудей».
Лоример ждал, скрестив руки на груди, все его чувства были напряжены. Он стоял совершенно неподвижно, зная, что с того самого момента, как он вошел в отель, за ним следят скрытые камеры наблюдения. Эта мысль немного порадовала его. Позже, просматривая записи, охранники скажут примерно так: «Ну и франт этот парень!» или «С каким вкусом он одевается!». Они будут восхищаться им. Возможно, его фотография даже попадет в газеты.
Однако сейчас камера наблюдения была прямо над его головой, и Лоример находился в ее мертвой зоне.