Две могилы
Раскатисто порыкивая, гроза ушла, освежив Питер. Молодой блондин в брюках навыпуск, рубашке гелиотропного цвета, белом воротничке и персиковом галстуке, взошёл на крыльцо ресторана "Тулон". Швейцар, намётанным взглядом определив, что перед ним не благородный господин, а, скорее, квалифицированный рабочий или мастер, кланяться не стал, но поздоровался учтиво и открыл дверь - оттуда хлынуло многоголосие шишковского хора.
Оценив переполненный зал, блондин передумал проходить к столику, где призывно улыбался, уже перестилая скатерть, официант-татарин, и вернулся на крыльцо. Осмотревшись с него, пересёк Итальянскую улицу, погулял туда-сюда, украдкой бросая взоры вглубь ресторанного двора, раскурил папиросу и лишь затем сел в пролётку, на которой и приехал. Получив тычок в спину, неказистый "ванька" понужнул лошадёнку. Поодаль в экипаж подсел рабочий по виду человек в сапогах, пиджаке и картузе набекрень.
Швейцар и думать забыл о несостоявшемся едоке, встречая вальяжного купца, который подкатил на "лихаче". Огибая роскошную коляску, со двора ресторана выехала двуколка артельщиков-инкассаторов. Упитанная кобыла резво порысила к Михайловскому дворцу, чтобы там свернуть на Невский, где банк. Напротив сада экипаж инкассаторов настиг "ваньку". Их кучер привстал с козел и зычно предупредил тихохода о намерении обогнать:
- Па-а-берегись!
Внезапно седок в картузе перехватил у "ваньки" левую вожжу и потянул. Кляча дернулась, перегородила дорогу - экипажи столкнулись, стали. И тут двое прохожих, что фланировали вдоль ограды, заскочили на подножки, угрожая сидящим артельщикам револьверами. Лица мужчин, которые так решительно обернулись налётчиками, убедили охранников поднять руки. Парень в картузе резво перескочил на облучок артельной повозки, уткнул ствол в живот кучера и подхватил вожжи, которые тот выронил. Блондин грозно велел "ваньке" стать к обочине, а сам тем временем сноровисто отыскал в ногах инкассаторов туго набитую сумку и воскликнул:
- Есть! Погнали!
Прохожие, в основном женщины с детьми и с колясками, что обычно для тихого июльского вечера - останавливались, с любопытством смотрели на столкновение упряжек, признавая виновником "ваньку", который покорно отводил клячу в сторону. Когда налётчики вытолкнули артельщиков прямо в лужи и помчались прочь, настёгивая кобылу - несколько впечатлительных дам вскрикнули. Кто-то посоветовал извозчику:
- Ты что же, болван? Догони их! Останови!
Но перепуганный мужик смотрел то на упавших артельщиков, то вслед их повозке и бормотал:
- Как же? Подрядили на час, а платить кто будет?
Грянули выстрелы. Это ограбленные мужики поднялись и бежали вдогонку за повозкой, паля из револьверов. Угонщики несколько раз ответили. Одна пуля шмелём прогудела над зеваками, другие нашли себе случайные цели. С коротким ржанием, которое заглушило женский стон, кляча вздыбилась и свалилась. Хрустнула оглобля. Толпа бросилась врассыпную, и на мостовой остались два тела - лошадиное, которое вразнобой дрыгало копытами, сопротивляясь смерти, и неподвижное девичье.
Повозка скрылась за углом, перестрелка стихла. Зеваки с криками: "Полиция! Доктора!" стали собираться, подобно ртутным шарикам, и скоро слитная толпа окружила место происшествия. Несколько мужчин схватили "ваньку", который вовсе пал духом. Солидный господин глянул на живот девушки, где платье промокло кровью, опустился на колени и приподнял ей голову, вопрошая:
- Мадемуазель, вы в порядке?
- Воды, дайте ей воды, - с надрывом крикнул чей-то женский голос.
- Ворот расстегните, чтоб легче дышала...
Советы, восклицания, причитания слились в неразличимый гомон, а с двух сторон Итальянской улицы приближались свистки городовых.
*
Свернув с Невского, налётчики тотчас оставили повозку на усмотрение кобылы, которая продолжила движение, сами же пешими направились в сторону Апраксина двора, путая таким образом след. Инкассаторская сумка уже переместилась в заплатанный мешок. Тот невинно свисал с плеча рабочего, который остался в полосатой косоворотке, а пиджак нёс в руке. На Инструментальной линии компания выбила условную дробь по двери склада, вошла внутрь, закрылась.
Тусклый электрический свет озарял давно белёные стены и потолок, увешанный гирляндами рваной, пыльной паутины. Центр пустого помещения занимал верстак. Лавка, застеленная газетой, и три стула - помогали ему играть роль стола. Обеденного, судя по водочной бутылке, хлебу, мясным закускам и немудрящей зелени.
- С полем, охотнички! - поприветствовал вошедших усатый мужчина, одетый с шиком и похожий на иностранца. - Ну-с, хвастай, Федя, как твои добры молодцы себя показали, заодно и знакомиться станем...