Выбрать главу

Озорной малец, что гонял пращой воробьёв и выбежал за ними на Инструментальную - заглянул в склад, подстрекаемый любопытством, тотчас перепугался и кинулся к городовому. Пока тот проверил да вызвал полицию - рабочий с мешком давно катил на конке в другой конец города, бездумно глядя в окно.

*

Отец положил руку на плечо мальчику, одетому, как маленький ковбой. Поверх просторных брюк из грубой ткани чернели ещё более просторные наштанники. Коричневые сапожки из тиснёной кожи на высоких каблучках добавляли мальцу росту, отчего тот выглядел старше. Карминовый плат, повязанный широким углом вперёд, набегал складками на шею. Стетсон с характерными вмятинами спереди, продольным углублением сверху и задорно подкрученными полями, набрасывал тень на глаза, которые благодарно смотрели на отца.

- Что же ты его не надел? This is a special style. Позволь-ка, я застегну...

Роскошный пояс, украшенный бляхой спереди и двумя кобурами по бокам, обхватил талию мальчика. Застегнув пряжку, отец распрямился, чтобы оценить сына и себя рядом с ним. Пояс соскользнул на пол, "кольты" с грохотом разлетелись в стороны, кружась по паркету.

Наваждение исчезло. Напротив зеркала стояла вешалка. Полный ковбойский костюмчик сиротливо ютился на плечиках. Остроносые сапожки с тиснением выглядывали из-под брючек.

Отец смахнул слезы тыльной стороной руки, поднял револьверы, вернул по местам и примостил пояс на рожок вешалки косо, словно портупею. Снова глянул в зеркало, где отразился подарок, который не успел получить Володенька. Морок, рождённый неуёмным желанием вернуть утраченное, мистически дорисовал мальчика, как бы вставил его в одежду, обувь, увенчал шляпой.

- Нет, нет! Не сходи с ума!

Мужчина затряс головой, отшлёпал себя по щекам, приводя в сознание. Он твердил, подобно молитве или заклинанию, совет врача-психиатра: "Нельзя уступать желанию вневременности. Невозможно пребывать в промежутке между прошлым, что ушло навсегда, и будущим, которого вы не желаете! Это каталепсия, дистрофия, смерть. Человек не должен быть ничтожнее комара в янтаре, который в незапамятные времена отказался бороться с обстоятельствами..."

Одолев приступ жалости к себе, человек погладил пальцами фотографии мальчика на велосипедике и поясной портрет стройной красавицы, подоткнутые на зеркало рядом с вырезкой из газеты - снимком полуразрушенного дома.

Затем переоделся, подхватил саквояж и покинул квартиру. Выйдя из парадного, он попрощался с дворником:

- Мустафа, помяни Володеньку с Ольгой Евгеньевной, - и вручил рубль, - да приглядывай, если задержусь надолго.

*

Начальник Санкт-Петербургского отделения по охранению общественной безопасности и порядка, полковник жандармерии Александр Васильевич Герасимов, крепко задумался. Несуразица с трупами волновала его гораздо больше, нежели следователя Попова, который сидел напротив.

- Свидетели подтверждают всех, кроме Забельшанского. Значит, тот не участвовал. Но был же четвёртый! Некто. Некто... Предположим, стоял в сторонке или вышел наружу, а тут вспыхнула ссора. Он выждал момент, вернулся, пристрелил раненых и забрал деньги. Или всё проще - вор у вора дубинку украл...

- Вора полиция отрицает, господин полковник, - не сразу понял начальника Попов, - эти, Жук и Щербатый, вдвоём работали, всегда. А, вы имеете в виду, что он из другой партии! Засланный?

- ... однако Москва не подтвердила причастность своих р-р-революционеров, - констатировал начальник охранного отделения, потирая лоб. - Вот что, господин штаб-ротмистр, поручите полиции опросить по Инструментальной, вдруг там видели кого приметного незадолго до ограбления артельщиков. И в день побоища, особенно. Деньги большие, их за пазуху не уместишь. Действуйте!

*

Два крепких мужика скрутили Мигалю локти, усадили на стул, положили тяжёлые трудовые лапищи на плечи, лишив возможности вскочить. Пока ему задавали формальные вопросы, он изучал лица судей, что расположились за столом. Клара Бродская верхней частью лица напоминала "Неизвестную" Крамского. Чёрные, как смоль, волнистые волосы, выразительные глаза, по-семитски выпуклые, карие настолько, что зрачок трудно заметить. Если остальное закрыть, как это делают сарацинские женщины - невозможно глаз отвесть! Но на Руси паранжа не в ходу, а вуаль способна прикрыть верх лица, не больше. Возможно, прекрасные глаза потому так грозно сверкали, что громадный нос и толстые губы, подчёркнутые скошенным подбородком - словно она потомок архантропа - подчистую истребляли в любом мужчине желание ухаживать за столь неказистой на лицо дамой?