Колени мужчины подогнулись, ладони сошлись в жесте смирения и покорности, но голова не опустилась - он смотрел в небеса. Синева августовского неба, не замутнённого ни единым белым пятнышком облачка или тёмным наплывом дождевой тучи, безмятежно окружала огненное светило. Матвей Лукич искал в петербургском небе знамение, ответ на тяжкие думы, что прорвались словами в момент, когда он хотел вознести молитву.
Глаза, воспалённые от слёз, обратились к солнцу, полуденному и яростному - это душа возжаждала боли, способной заглушить внутреннюю. Жестокий свет хлынул в зрачки. Но организм не подчинился - веки смежились. Истомин гневно закричал, принялся хлестать себя по лицу:
- Зачем, зачем мне глаза, которые изливали свет на сына, на кровиночку мою, которые помнят его, которые никогда не увидят его? Зачем? Зачем? Зачем?
Голосящего мужчину подхватили, вздёрнули на ноги. Матвей Лукич вслепую отмахивался, отбивался, но противники взяли числом - увели от могил, заломили руки, его же шарфом связали их за спиной.
Обессилев, Истомин послушно шёл по центральной дорожке кладбища, судя по шороху под ногами. "Конвоиры" крепко удерживали за локти, но со временем хватка ослабела, а перед воротами стала символической. Слёзы, выжатые резью в глазах, иссякли. Лишь отпечаток солнечного круга, словно тавро на жеребячьем бедре, никуда не делся, а налагался поверх картины мира, из которого навсегда ушли Ольга Евгеньевна и Владимир.
- Вы, господин хороший, не буяньте боле. Тут скорбеть надо, а вы кричать вздумали... Покойники, оне покоя ожидают, так что вы, это, того! Двенадцать человек ноне погребают, - крепкий кладбищенский служащий развязал шарф с рук Матвея Лукича, - все с Аптекарского острова...
*
Отец Владимир обратил внимание на господина, который рассматривал второй ряд иконостаса. Несколько дней назад прихожанин стоял у иконы Спасителя, аки борец перед схваткой - напряжённо и сковано. Похоже, сейчас он опять не молился, а перечил бывшему мытарю Левию, сыну Алфееву. Священник, движимый желанием помогать страждущим, подошёл к бедолаге:
- Вас что-то гнетёт, я вижу. Хотите исповедаться?
Господин вздрогнул от неожиданности, оглянулся:
- Нет, благодарю, я сам разберусь...
- И всё же, что за горе привело вас? Ликом вы бледны, согласия с богом нет, смирения не заметно, с апостолом спорите. Он ваш святой, видимо? Послушайте, Матвей... как? Лукич. Сие пагубно. А совет пастыря, молитва, вознесённая в момент слабости, спасают, ибо, как растение обращается к свету, желая получить живительные силы, так и человек не должен останавливаться на мрачной стороне жизни, но стремиться к богу, к светочу мудрости...
- Как вас? Отец Владимир... Был у меня сын, ваш тёзка, да господь прибрал... С помощью тех, кто гнева господня не убоялись. И чем вы поможете? Воскресить сумеете? Нет? - дерзко отозвался господин на поучение батюшки. - Так не тратьте время, спасайте других..
- Мне должно делать дела пославшего меня, доколе есть день, - сдержался и цитатой ответил священник. - Нет добродетели боголюбезнее смирения, нет порока богопротивнее гордости. Вспомните Иону. Уповать на всевышнего надо, и тогда...
- Оставьте! Если бы у Спасителя свои дети были, он бы меня понял! Смиряйтесь сами, а мне отмщение и аз воздам!
- Отмщение - не вам, а Господу! Там сказано: не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию, - отец Владимир продолжил слова апостола Павла, а для верности добавил ветхозаветные слова. - Не мсти и не имей злобы на сынов народа своего, но люби ближнего твоего, как...
- Сейчас, как же, возлюблю, - голосом бравого солдата отозвался прихожанин, охваченный возбуждением. - Нет уж, я сам, без бога управлюсь. И без всепрощения!
Отец Владимир сделал последнюю попытку спасти заблудшего:
- Отринь греховные мысли, сын мой! Покайся!
Тот отмахнулся, вышел вон. Сквозь открытую дверь было видно, как худенький малыш лет пяти, весь последний месяц кормящийся на паперти, с поклоном что-то ответил богохульнику и получил подаяние. Тревога заставила священника подозвать мальца и узнать про разговор. Робкий ответ лишь усилил недоумение:
- Имя спросил и почему я здесь. А услышал, что зовут Вовой, и что сирота - дал вон сколько денег.
В грязной ладошке лежали монеты и смятая пятерка.
*
Следователь Попов радостно доложил:
- Есть результат, господин полковник! Истомин его зовут, Мигаля нашего! Он, вроде, из конторских... Я осведомителю дал денег на попойку, и Батонов проговорился. Завтра у их группы сбор.
Начальник Санкт-Петербургской охранки взял лист из рук штаб-ротмистра. Внимательно прочитав, он воздел указательный палец вверх, как бы отмечая нечто важное. А затем вдруг распорядился поднять и доставить список посетителей за позапрошлый год. В ожидании документа полковник извлёк свои выписки из словарей и предложил следователю подумать над расшифровкой имени боевика.