В огромной роскошной гостиной у одной из стен стояли большие напольные часы в красивом деревянном корпусе. За поблескивающим в свете нарождающегося утра стеклом мерно тикал механизм и ходил вправо-влево металлический маятник. Часы были явно оформлены под старину, но, скорее, всего, являлись модным новоделом.
Стрелки показывали без четверти шесть, и Айсулу подумала, что, наверное, парню уже пора вставать. Она, тихонько шлепая босыми ногами по полу, вернулась в спальню, где по-прежнему царил сумрак – тяжелые плотные шторы закрывали окна, не позволяя утреннему свету проникнуть в комнату.
Девушка осторожно присела на край кровати со стороны мужчины и легко коснулась его руки, лежащей поверх одеяла, и тихо позвала:
- Чимин! Чимин…
Он резко открыл глаза, еще непонимающие, сонные, потом взгляд его постепенно стал более осмысленным, остановился на лице девушки, и Чимин разулыбался блаженно:
- Ты здесь!..
- Конечно, я здесь! Где же мне быть?..
- Ты не сон!..
Она покачала головой и ответила:
- Самая что ни на есть настоящая…
И тогда музыкант поднял руки и, заведя за спину девушки, привлек ее к себе на грудь, заглянул в глаза:
- Почему ты встала?
Она пожала плечами и пригладила его растрепавшиеся после ночи волосы:
- Выспалась, наверное…
Он провел ладонью по всей длине волос:
- Как же мне нравится трогать их!.. Они как будто шелк! Живой шелк!..
- Да, но только не сейчас, - засмеялась Айсулу. – Не представляю, как я теперь буду их распутывать…
- Позволь мне помочь тебе, - пробормотал он и потянулся к её губам, притягивая еще ближе к себе. Девушка покорно подставила губы, припухшие после вчерашних бурных поцелуев, и подсунула ладонь под затылок парня.
Он начал целовать ее жадно, пламенно, а потом одним сильным, резким движением перекинул через себя на другую сторону кровати, так что она только придушенно пискнула от неожиданности, и навис над ней, опершись на локти:
- Хочу тебя!
- А…тебе не надо собираться на работу? – с сомнением спросила девушка, но он только жарко прошептал:
- Мы успеем! – и уже стягивал с нее футболку и штаны и блуждал горячими губами и ладонями по всему нежному девичьему телу, вызывая неконтролируемую дрожь и исторгая стоны из ее горла.
- Да!.. Да!.. – выдохнула она, теснее прижимаясь к нему, словно хотела раствориться в нем полностью.
Умница Чимин и тут не забыл о презервативе, и вскоре девушка опять почти умирала и возносилась на небеса.
Уже потом, лежа рядом, переплетя влажные от пота руки и ноги, они шумно дышали, пытаясь восстановить сбитое окончательно дыхание, и Чимин тихо сказал:
- Какое же ты все-таки чудо, малышка моя! Я тебя обожаю! Ты – лучшее, что было у меня в жизни…
- А как же твоя музыка и твои друзья? – так же тихо спросила она. На что мужчина ответил:
- Это совсем другое… Музыка и ты – это как две стороны одной монеты для меня… теперь неразделимы… Какая же ты сладкая! Сладкая и нежная! – он опять принялся целовать девушку, но потом, словно опомнившись, остановился. – А…Который час?
- Когда я выходила, было почти шесть утра, - сказала она.
- О, черт! – ругнулся он. – Нужно срочно вставать! – и вскочил с кровати, подхватил домашние штаны и, как был, нагишом, рванул к двери, успев ей крикнуть: - Я в душ! Ты можешь не вставать!
Но девушка уже окончательно проснулась и, подумав, что ей тоже не мешало бы пойти в душ, оделась и пошла на кухню, чтобы приготовить кофе и что-нибудь на завтрак.
Опять немного поплутав по дому, она все же нашла искомое и сразу включила кофеварку.
Вскоре на кухне появился и Чимин, с еще влажными, растрепанными волосами и свежий, как огурчик, - успел даже побриться.
- О, кофе! – довольно принюхался он.
- Извини, я тут похозяйничала в холодильнике, - сказала девушка. На столе уже стояли свежеприготовленные тосты, маслёнка с мягким маслом, тонко нарезанный сыр на блюдце, баночка с конфитюром, кувшинчик со сливками.
- Ты моя хозяюшка, - с умилением воскликнул парень и, подойдя, нежно чмокнул ее в щечку, тут же зарумянившуюся от его слов. Потом налил кофе им обоим и уселся за стол, похлопав ладонью по соседнему стулу. – Давай!
Девушка прошла и села, попутно проведя рукой по его спине, и эта простая ласка заставила Чимина замереть и, повернув голову, уставиться ей в лицо: