– Нет, почему же, – Ааронн перестал притворяться валуном и подошел поближе. – Мне, например, было бы весьма любопытно изучить технологию… Разведение костра магическим способом при наличии гнилой болотной коряги в качестве топлива… Как ты собираешься это сделать? Обрисуй вкратце.
– Как-как, – Зулин нахмурился и обреченно вздохнул. – Огневиком в нее швырну… Маленьким. Ну… То есть, совсем крохотным.
– Слышь, Стив, – Иефа толкнула локтем дварфа и доверительно наклонилась к его уху. – Мне кажется, нам стоит найти себе какое-нибудь безопасное местечко за камнями.
– Зачем? – Стив так удивился, что даже перестал выпутывать водоросли из бороды.
– Ну, будет какая-никакая гарантия, что хотя бы двое из отряда выживут.
– Шутники… – Зулин гордо вскинул подбородок и смерил Иефу презрительным взглядом. – Давайте, прячьтесь. А я…
– А ты пока разнесешь тут все к монахам своими огнявками, или как они там называются.
– Пойдемте, друзья мои, – Ааронн поднялся на ноги и подтолкнул сопартийцев к валунам. – Не будем мешать мастеру.
– Но мне же интересно! – заартачился Стив.
– Пойдем-пойдем, – Иефа потянула дварфа за рукав. – Тебе оттуда все будет прекрасно видно.
– Шутники, – с горечью повторил Зулин, глядя в удаляющиеся спины, и закатал рукава. Зверь испуганно мяукнул откуда-то из темноты. – И ты туда же…
Макушка холма опустела. Зулин тяжело вздохнул, помянул незлым тихим словом Баламута, с ненавистью посмотрел на мокрую корягу и сосредоточился.
После недолгой тишины, прерываемой невнятным бормотанием, сидевшие за валунами услышали душераздирающий треск, грохот и отборный магический мат, после чего Ааронн гаркнул что было мочи "Ложись!", бросился плашмя на землю и накрылся с головой плащом. Иефа и Стив не успели даже переглянуться, как водопад щепок, гнилой трухи, водорослей и комьев земли окатил их душной вонючей волной с головы до ног. Иефа с трудом разлепила веки. Где-то истерически чихал фамильяр. Стив тряхнул головой, отплевываясь, поднялся на ноги, перехватил поудобнее топор и полез через валун, бормоча что-то угрожающее. Иефа дернулась было за ним, но предусмотрительный эльф удержал ее, схватив за лодыжку.
– Подожди, – сказал Ааронн, вылезая из-под плаща. – Еще не все. Сейчас. Вот сейчас…
"Это костер?! Я тебя спрашиваю – это такой костер, задница Мораддинова?!" – раздался яростный рев дварфа. Послышалось слабое бормотание Зулина, дробный топот и глухие удары, после чего наступила тишина.
– Вот теперь все.
– Плохая вода! Плохая вода!
– Иефа, проснись!
– Нееееееееет!
– Иефа! Боги, как ты мне надоела со своими пророческими снами! Иефа! – Зулин украдкой оглянулся на дварфа и не без удовольствия отвесил барду пару звонких пощечин. Иефа дернулась и открыла глаза.
– Ну что? – Зулин ласково посмотрел на девушку и потер руки. – В себя пришла? Или еще добавить? – Иефа растерянно заморгала и попыталась отодвинуться, но уперлась в холодный бок валуна. – Что снилось? Хотя, нет, постой, я сам догадаюсь. Плохая вода, верно? Кто бы мог подумать! – Зулин придвинулся к полуэльфке вплотную и обнаружил в ее глазах страх. "Занятно, – отстраненно подумал планар и пошевелил пальцами. – Что если ее придушить, а потом провести ритуал по вытягиванию силы? А то что-то кушать хочется…" Иефа дернулась, словно услышала его мысли, и попыталась встать. Ее ноги заскользили по влажной земле. Зулин с легким любопытством наблюдал за бардом, лениво размышляя о том, почему она не кричит, если так боится. А ведь боится. Ее круглые от страха глаза по цвету почти сливались с рассветной серостью, и планар подумал, стягивая с головы капюшон, что это, пожалуй, чертовски красиво. Вот смотрит только она как-то странно, как-то мимо него, как будто увидела что-то за его плечом. Старая уловка. Зулин усмехнулся и почувствовал непреодолимое желание ухватить полуэльфку за горло и как следует сдавить, и чтобы она смотрела ему в глаза, и чтобы капли тумана стекали со лба на щеки, как будто она плачет, и чтобы сила уходила, уходила к нему, вливаясь сквозь кончики пальцев и прямо к сердцу. Зулин даже поднял руку, подчиняясь какой-то неведомой тяге, даже пальцы согнул и выпрямил, разминая, а глупая девчонка все смотрела ему за спину, и планар вдруг почувствовал, что боится она уже не его, а кого-то другого, кого-то, кто притаился за спиной. Ниточка порвалась.
– Волки, – прошептала Иефа.
Зулин ощутил покалывание в затекших ногах, понял, что существует, и обернулся. Обрывки тумана стекали с холма, как сметана, и путались в ногах у матерого серого зверя. Волк поднял голову и посмотрел на планара.
– Тот самый, – еле слышно выдохнула Иефа и мертвой хваткой вцепилась Зулину в руку. – Он же меня сейчас…
Зулин лихорадочно вспоминал отпугивающие и останавливающие заклятия, но кроме деструкции, в голову ничего не приходило, и полуэльфка ужасно мешала сосредоточиться. Налетел порыв ветра, туман заволновался, всколыхнулся, и волк растворился в нем, как и не было. Иефа шумно выдохнула и разжала пальцы, и Зулин подумал, что сила у нее не пустяковая – наверняка синяки останутся, и даже хотел сказать ей об этом, разумеется, чтобы подбодрить, но полуэльфки уже рядом не было. Она молнией метнулась к тому месту, где стоял волк, и над болотом понесся ее отчаянный крик:
– Ааронн!
"Демон Баатора! – испугался маг. – Проводника сожрали! Кто же нас теперь поведет?!"
– Иефа, не кричи, – раздался спокойный и слегка насмешливый голос эльфа. – Ну, чего ты так разволновалась? Смотри, это наш завтрак. И солнце встает…
– Эх, как же я лес люблю!
Иефа не упала в обморок от удивления только потому, что тогда пришлось бы прервать завтрак. А утка была дьявольски хороша! Зажаренная на углях, она сочилась золотистым жирком и дразнила светло-коричневой корочкой, и запах от нее шел такой, что если бы Иефе сейчас предложили все сокровища мира в обмен на эту восхитительную утку, она, не переставая жевать, наверняка послала бы всех куда подальше… Надо же – дварф, и вдруг любит лес. Хотя после болота даже закоренелый житель пустыни порадовался бы зеленой травке и твердой почве под ногами. А ведь все это было так близко! Когда солнце встало окончательно, обнаружилось, что до края болота рукой подать, еще несколько сотен шагов – и вот он, темнеет, замечательный, чудесный, густой, и в нем сколько угодно сухих сучьев, и охапки зеленых веток, на которые можно кинуть плащ и нежиться, как на самой настоящей перине! А еще обнаружился Ааронн, целый и невредимый, а возле него две утки и волчьи следы. Никто уже ничему не удивлялся, а Стив смотрел на уток так, будто готов съесть их сырыми, вместе с перьями, клювами и перепонками; и Зверь все время порывался составить ему конкуренцию. И собрались все на диво быстро; и шагали весело и легко; и на стоянку расположились с удовольствием; и даже Зулин слова никому не сказал.
– Я тоже лес люблю, – Иефа проглотила последний кусок, тщательно облизала пальцы, глотнула воды из фляги и блаженно потянулась. – В лесу не пропадешь. Даже если не вышло найти еды, то хотя бы не замерзнешь. А еще лес живой. Живой и добрый. Болото вот, например, не может быть добрым по определению, потому что оно гнилое. Гниль рождает ненависть к себе и ко всему вокруг. А на ненависть мир обычно отвечает тоже ненавистью. Или равнодушием. Это даже хуже.
– Почему хуже? – Стив закинул руки за голову и вздохнул. – Я вот был бы совсем не против, если бы меня все оставили в покое.
– Ты путаешь… – Иефа обхватила колени руками и задумалась. – Когда ненависть порождает ответную ненависть, она все-таки имеет какой-то выход. Равновесие сохраняется, понимаешь? А когда ненавидишь в пустоту… Представляешь, ты строишь планы мести, ты себя постоянно накручиваешь, чтобы ни капельки этой ненависти не растерять, чтобы все, все досталось тому, кого ненавидишь, – а ему все равно, ты исходишь на нет, а мир этого просто не замечает. А ведь ей надо куда-то деться – ненависти. Слишком много скопилось, слишком ее берегли, лелеяли, подкармливали… И тогда она начинает жрать тебя изнутри, и ты начинаешь гнить, и становишься болотом.