Наконец, наш кортеж преодолел все препятствия и прибыл ко дворцу. Во дворе мы увидели полк из точно таких же солдат: они ожидали нас, стоя под ружьем. Мы проследовали между двумя шеренгами, поднялись по лестнице и прошли через анфиладу огромных белых залов без всякой меблировки, в центре каждого из которых бил фонтан. В предпоследнем зале г-н Тейлор остановился, чтобы разложить подарки, предназначенные принцу Ибрагиму. Они включали полковничьи доспехи кирасиров и карабинеров, охотничьи ружья и боевые пистолеты. Когда все это было разложено, мы вошли в приемный зал.
Он ничем не отличался от предыдущих залов, в нем тоже не было никакой мебели, за исключением огромного дивана, опоясывающего все помещение. В самом темном углу зала на диван была брошена львиная шкура, и на этой шкуре на корточках сидел Ибрагим, скрестив ноги и держа в левой руке четки, а правой перебирая пальцы на ноге.
Господин Тейлор поклонился и сел справа от принца, г-н де Мимо — слева от него, а остальные участники кортежа расположились как им было угодно. В начале приема никто не произнес ни слова. Как только гости расселись, Ибрагим подал знак принести зажженные трубки, и все закурили. В течение нескольких минут, пока длилась эта процедура, у нас была возможность не торопясь разглядеть принца Ибрагима. На голове у него был греческий колпак, он носил военный мундир нового образца и выглядел лет на сорок. Что до остального, то он был невысок, коренаст, крепок, краснолиц, имел живые, блестящие глаза, а усы и борода у него были такого же цвета, как львиная шкура, на которой он сидел.
Когда трубки были выкурены, принесли кофе. Трубка и кофе, поданные вместе, означают высочайшие почести. На обычных приемах чаще всего подают либо одно, либо другое. Выпив кофе, Ибрагим медленно поднялся, направился к двери и в сопровождении шедших следом за ним г-на Тейлора и других гостей вошел в зал с подарками. Он рассматривал их один за другим, выказывая явное удовольствие; доспехи карабинеров, украшенные золотым солнцем, по-видимому особенно ему понравились. Однако, когда осмотр подарков закончился, принц явно продолжал искать глазами что-то еще и, не обнаружив то, что он искал, сказал несколько слов своему переводчику, который обратился к г-ну Тейлору.
— Его высочество, — произнес он, — спрашивает, не пришла ли вам в голову мысль привезти ему шампанское?
— Да, — промолвил принц, сопровождая последнее французское слово выразительным кивком, — да, шампанское, шампанское!
Господин Тейлор ответил, что мы предугадали желание его высочества и что несколько ящиков с бутылками шампанского уже, должно быть, доставлены во дворец.
С этой минуты Ибрагим стал с нами еще любезнее; он вернулся в приемный зал, долго говорил о Франции, которую, по его словам, он, будучи внуком француженки, считал своей второй родиной. Затем в зал вошли рабы с горящими курильницами, поднесли их к нам и в качестве заключительного знака уважения надушили благовониями наши бороды и лица. Когда эта церемония была завершена, г-н Тейлор поднялся и простился с принцем, поочередно поднося правую руку ко лбу, ко рту и к груди, что на образном и поэтичном языке Востока означает: «Мои мысли, мои слова и мое сердце принадлежат тебе!»
Затем посольство вернулась в консульство, следуя в том же порядке, в каком оно из него вышло.
Вечером г-н де Мимо предложил нам отправиться в театр. В Александрии имелся любительский театр; там играли два водевиля Скриба.
III. ДАМАНХУР
Между тем, не желая, чтобы мы теряли в Александрии, где ему нужно было ждать возвращения паши, драгоценное время, г-н Тейлор послал Мейера и меня вперед зарисовывать мечети того города из «Тысячи и одной ночи», который арабы называют эль-Маср, а французы — Каир. Утром 2 мая мы верхом на ослах выехали из Александрии, сопровождаемые двумя погонщиками и нашим слугой Мухаммедом, который шел пешком.
Мухаммед был юный нубиец, выносливый, расторопный и сообразительный, немного изъяснявшийся по- французски и носивший свой национальный костюм; этот костюм, чрезвычайно простой и вместе с тем необычайно живописный, состоял из белых штанов и длинной синей рубахи, широкие приподнятые рукава которой были подтянуты при помощи шелковых шнуров, скрещивавшихся посредине спины. Голова у него была покрыта тарбушем и обмотана белым тюрбаном, на плечи накинут черный плащ абайя, а пояс перетянут кушаком, на котором висел кинжал с рукояткой из слоновой кости; его выразительное лицо с тонкими чертами обрамляли длинные вьющиеся волосы; усы свисали по обе стороны безупречно очерченного рта, а борода, редкая на щеках, сгущалась к подбородку и заканчивалась клинышком.