Эти вещи жили вне людей. Они не знали тех, для кого были созданы. Этих паровозов не касались мальчишеские ладони. Детские голоса не гудели смешным басом, имитирующим работу их двигателей. Кукол этих не пеленали и не укачивали по два-три поколения советских девочек. Наверное, ни одну из ваших книг не читал с гулко бьющимся сердцем ночью под одеялом с фонариком маленький пионер. Акустическая ткань радиолы не впитала запах маминого праздничного торта…
Хозяин внимательно, не двигаясь, слушал.
Старик вдруг умолк, задумчиво глядя на деревянный ящик с изогнутыми лакированными стенками.
— Что за радиола, кстати?
— Это «Люкс-2». Рижского завода.
— Постойте, а какого же она года?
— Пятьдесят восьмого… Вы чем-то расстроены?
— Пятьдесят восьмой… Нет, нет. Что вы. Просто не припомню такой модели.
Хозяин лавки с удивлением наблюдал за тревожным взглядом странного посетителя, бегущим по полкам и шкафам и придирчиво цепляющимся за детали старых вещей, и поспешил сгладить неловко-странную паузу в диалоге.
— Вы правы. Я всегда стараюсь находить вещи, которые были куплены и пролежали без надобности в коробке в чулане много-много лет. Поверьте мне, их немало… Но радиола, которую вы заметили, не из таких. Это вещь, принадлежавшая моей семье. Так что она впитала в себя и запахи новогодних мандаринов, и дым бенгальских огней, и ароматы духов многих-многих лет. А выглядит так хорошо, потому что я реставрировал её. Чистил, покрыл шеллаком. Некоторые лампы поменял…
С лица старика сошло напряжение после этих слов.
Пригубив коньяк, продавец настороженно изучал лицо расслабившегося и осунувшегося собеседника.
— Вы так и не сказали, что ищете.
— Не сказал, — старик за какие-то мгновенья вновь стал собран и бодр. — Это нить сквозь всю мою судьбу. Переживание из детства, превратившееся в неосязаемую, сказочную мечту всей моей жизни. Вы, верно, будете смеяться. Необыкновенная, очень редкая игрушка. Космический корабль. Игрушечная ракета, раскрывающаяся на две половинки, внутри которой каюта для космонавтов, моторный отсек и зал управления.
— Что-то ничего не слышал про такую игрушку. А я-то в игрушках эксперт.
— Мне и самому порой кажется, что это лишь детский сон, перешедший с толчеёй лет в воспоминания о былом наяву. Эти ракеты продавал на Палашевском рынке, в тупичке возле стены, один дед. Возможно, конечно, он сам их и делал. Но вряд ли. Игрушка была столь изумительно выполнена, столь продуманна, с множеством мелких деталей. Она очень дорого стоила, и каждый раз, приходя с мамой на рынок за продуктами, я стоял в нескольких метрах от неё. Смотрел и мечтал, что этот космический корабль когда-нибудь станет моим.
За чужой мечтой
Гость с хозяином проговорили за полночь. Пару раз во время беседы за стеклом из потока снежинок выплывало настороженное лицо, заглядывало внутрь и сразу же ныряло обратно в темноту.
Когда и так затянувшийся разговор по интересам дошёл до своего финала, уже собравшись уходить и надев пальто, старик заметил:
— Странно. Мы так долго с вами разговаривали, обсуждали время, которое для меня — лишь смутные воспоминания ребёнка, а для вас и подавно всего лишь фантазии, основанные на книгах, фильмах и предметах. Так, наверное, и рождаются легенды. Мы с вами так увлеклись, что даже не познакомились. Павел Петрович.
— Александр, — ответил продавец, пожимая протянутую руку.
Павел Петрович, уже стоя на пороге, вдруг посмотрел на нового своего знакомого с оценивающей, невесёлой улыбкой:
— Знаете, на кого мы с вами похожи, Сашенька? На двух безумцев, цепляющихся за осколки погибшей цивилизации. Мы мечтаем с наслаждением о далёких островах, сидя на палубе тонущего корабля. Я-то понятно. Я видел эти годы своими глазами. Да, я был несмышлёным ребёнком в сороковые, подростком в начале пятидесятых. Пусть я многого не понимал, многого не видел. Но я был на тех островах. А что вас-то влечёт на них? Неужели всего лишь романтическая дымка, которую вы создали своим воображением?
Саша улыбнулся:
— Вы несправедливы. Мне кажется, я в более выгодной позиции. Ваше сравнение неверно. Вы побывали там ребёнком, а сейчас живёте в нынешней Москве и лишь изредка окунаетесь в воспоминания. А я… Я и сейчас живу в Москве той.
Старик молча испытующе смотрел на него.
Тот вдруг рассмеялся: