Ирга шмыгнула носом, села рядом с ним, прижавшись боком.
— Ладно, насчет отца мы и сами выяснили, — ответил лорд. — Кем была ее мать?
Кузнец снова замолчал, сжал губы так, что они вовсе спрятались в бороде.
— Это мы тоже, в принципе, определили, — сказал Дерек, — но хотелось бы деталей.
Кузнец все так же молчал, глядя себе под ноги, и к костру подплыла Генриетта.
— Ох, милорд, что ж вы сразу на человека накинулись с вопросами. Нет чтоб накормить, напоить. Связали, будто он враг какой. — Она чикнула ножом по веревкам, и Нэш быстро отсел подальше. — Я столько о вас слышала. — В голосе Генри появились воркующие нотки. Кузнец размял запястья, и Генри тут же сунула ему миску с жареным мясом и лепешку. — Сейчас принесу наливочку.
— Алкоголь для человека… — пробурчал кузнец.
— Что ржа для металла, — подхватил Нэш, не сдержав глупой ухмылки.
Кузнец снова вскочил, но мужчины были наготове. Лорд перехватил его, усадив на бревно, Сэм сел с другой стороны.
— В данном случае — лекарство, — возразила Генри. — Такой стресс! Как бы удар не хватил!
Кузнец согласно кивнул, укусил лепешку и прожевал, с ненавистью глядя на Нэша. Генри поднесла ему чашку, сунула в руку, и кузнец, не глядя, выпил. Ахнув, едва не выронил тарелку, закашлялся.
— Что ты ему подсунула? — тихо спросил лорд.
— О, это новый рецепт, — подмигнула ему Генри.
Лицо кузнеца покраснело, глаза его, обычно спрятанные под бровями, заблестели, остановившись на женщине.
— Так ты, как я поняла из всего этого сумбура, против добрачной близости? — уточнила она. — Или только когда дело касается Ирги?
Она села на пенек, подперла рукой щеку, разглядывая кузнеца с искренним интересом.
— Нет, так-то я… отчего же… — зарделся кузнец.
Генри многообещающе улыбнулась, протянула ему бутыль, но он отчаянно замотал головой.
— До сих пор в нутре жжет, — пожаловался он. — Как будто снова одна из этих тварей, — кузнец кивнул на Нэша, и тот страдающе закрыл глаза ладонью, — когтями меня исполосовала.
— Ты воевал, — поняла Генри. — Может, даже вместе с моим первым мужем.
— С первым?
— Сейчас я свободна, — ненароком заметила женщина. — Тяжело найти порядочного мужчину. — Она вздохнула и пожаловалась: — Так одиноко бывает ночами… Так что, ты был серьезно ранен?
— Сейчас-то я полностью здоров. Но тогда чуть концы не отдал в этом самом лесу, — подтвердил кузнец. — Наши решили, что я помер, да я их и не виню, сам так думал. Живого места на мне не было после того, как с кошаком сцепился.
— И как же ты выжил? — спросила Генри. — Выглядишь вполне себе здоровым мужиком, хоть паши на тебе.
— Ну, пахать на мне не надо, но еще сгожусь. — Он довольно усмехнулся в бороду, хлопнул ладонью по колену. — Ох, хорошо! Тепло-то как! Будто и не осень вовсе, а лето на дворе.
Он скинул тулуп, обнял Иргу за плечи, прижав к себе так, что она ойкнула.
— Думал, все, не увижу свою дочу больше. Не гадал, правда, что увижу так, — сказал холоднее, пошарил глазами, выискивая Нэша, но Генри заслонила котолака плечами, взгляд кузнеца уперся в ее монументальную грудь, тут же подобрел. — А как выжил — спрашиваешь? Так лесная королева меня и выходила.
На поляне повисла тишина, еловая шишка громко затрещала в костре, сыпанув искрами, а кузнец, не заметив всеобщего напряжения, продолжал:
— Ей самой досталось. Лежали мы с ней в луже крови, она вдруг повернулась, подползла ко мне. Я думал — добить хочет, ждал уже с надеждой. А она вдруг руку положила мне на живот развороченный, и понял я — лечит. Так мне горько тогда стало. Молил — лучше убей. А она…
Он махнул рукой, вытер глаза.
— Это была моя мама? — спросила Ирга, и кузнец кивнул. — Почему ты никогда про нее не рассказывал?
— Ясно почему! — возмутился он. — Приказ короля — все дикие должны быть преданы смерти через отсечение головы, а покрывающие их — через повешение.
— Она жива? — спросила Ирга с робкой надеждой, но кузнец помрачнел, и она поняла ответ. — Значит, она на самом деле умерла в родах?
— Она была такая маленькая, — сказал кузнец. — Ты ее на две головы выше. На поздних сроках она даже встать не могла — живот перевешивал.
— Значит, это я ее убила. — У Ирги на глазах навернулись слезы.
— Не говори так, — осадил ее отец. — Я, стыдно признаться, убеждал ее избавиться от ребенка. Ей это легко было бы — она все травы знала, чувствовала, сварила бы отвар… да и без него сумела бы… Не суди меня, Ирга, я же тогда не знал, какая ты будешь, не успел тебя полюбить, а она знала. Рассказывала, что скоро родится девочка, такая необыкновенная, какой еще свет не видывал, улыбалась…