— Я же перед вами, батюшка, — смиряясь, проговорила княжна, — смирно стою, но могу же я знать, кого вы мне в женихи сулите?
— Вот так-то лучше, — смягчаясь, ответил князь. — Я давно, дочка, хотел с тобой о том поговорить, да всё минуты нужной не было. Теперь вот самый раз тебе обо всём поведать.
Из разговора с отцом княжна Катерина узнала, что в женихи ей прочат молодого государя. Узнав эту новость, она чуть не лишилась чувств, но отец, не обратив внимания на эти «женские капризы», как он выразился, сказал ей, что это ещё лишь его большое желание, а всё остальное она должна сделать сама.
— Что сделать? — едва понимая, о чём идёт речь, спросила княжна.
— Как что? — удивился князь Алексей. — Государя к себе расположить.
— Расположить? Но я ведь люблю другого.
— Чтоб я больше ни о твоей любви, ни о том, другом, ни о какой иной глупости ни слова от тебя не слышал, — строго сказал князь, вновь крепко беря дочь за руку. — И запомни твёрдо: я никаких глупостей от тебя не потерплю. Знай, что я тебя с этой твоей любовью, ежели что, сам в монастырь отвезу.
Как ни была свободолюбива и решительна княжна Катерина, но угроза отца подействовала на неё.
— Да, вот ещё что. Всё хотел тебя спросить, — продолжал отец, — ты со своей любовью далеко ли зашла с красавчиком этим?
— Да что вы такое говорите?! — задохнувшись от возмущения, едва вымолвила княжна, вырываясь из крепких рук отца.
— А то и говорю, что вы там, по заграницам, совсем стыда девичьего не знаете.
Княжна молчала, по её пылающим от унижения щекам катились слёзы.
— Реветь-то после будешь, как узнаю, ежели что не так.
Княжна молча глотала слёзы.
— Запомни, — погрозил ей князь Алексей толстым коротким пальцем, — ты должна дите только от государя родить! Поняла? Запомни это твёрдо! Тут дело идёт о короне, а не о твоей дурацкой любви, — решительно закончил он свой разговор с дочерью и, не обращая на неё больше никакого внимания, вышел вон, оставив её одну с терзающей душу новостью.
Оглушённая известием, строгим тоном отца в разговоре с ней, княжна Катерина, едва не теряя сознание, добралась до своих покоев и кинулась на постель. Закрыла глаза и вновь, как там, внизу, явственно услышала голос отца, без конца повторявший одно и то же: «Тут дело идёт о короне, а не о твоей дурацкой любви». В её мозгу застряло лишь одно слово — «корона». Оно стучало в висках, отдавалось болью в сердце, от него немели руки и ноги, не хотелось ни видеть никого, ни слышать. Княжна зарылась лицом в подушку, обхватила голову руками, зажала уши, но это слово было где-то внутри. Словно длинная заноза, оно причиняло страдание, как только она пыталась забыть о нём.
Корона, корона! Она рывком села на постели, огляделась. Кругом было темно, тёплая летняя ночь плотно прилегала к окну, отгораживая её от всего мира. Ни один звук не долетал до неё. И лишь одно слово звенело вокруг — «корона», «корона», «корона». Застонав, она закрыла глаза и снова зарылась лицом в подушку. Запоздалые слёзы вдруг хлынули из глаз. Они текли и текли, княжна не в силах была остановить их. Да что ей корона? Зачем ей этот нелюбимый царь-мальчик? Что она будет делать с ним? А её любовь, её красавец жених? При мысли о нём княжна вновь поднялась с измятой, мокрой от слёз подушки. Какое-то возбуждение охватило её. Надо было немедленно что-то предпринимать, что-то решать, пока эта самая корона не сдавила ей голову. Но что делать? Что? Она металась по комнате. Бежать! Бежать не медля! Бежать к нему, он спасёт её и от этого царственного мальчика, и от сурового отца, он защитит её!
Вдруг она остановилась, прислушалась и в ночной тишине явно различила стук конских копыт, затихший у крыльца.
— Это он, он, он, — лихорадочно шептала княжна, — он приехал меня спасти, увезти отсюда, из этого дома, от грядущей страшной судьбы.
Отворив дверь, она вслушивалась в звуки дома, но кругом было тихо. Крадучись, боясь, как бы её не заметили, она спустилась вниз, тихо пробралась к заднему крыльцу и с замирающим от страха сердцем толкнула тяжёлую дверь. Она бесшумно открылась. Тёплый летний ночной воздух, напоенный пряным запахом цветов и скошенного сена, охватил её. Спустившись с крыльца, она прислушалась, вглядываясь в непроглядную темноту ночи и стараясь разглядеть всадника и лошадь, стук копыт которой она явственно слышала у себя в комнате наверху.
Но вокруг было тихо. Вдруг вдали, возле конюшни, ей послышался какой-то шум, показалось даже, что она различила лошадь и всадника.
«Он, он, он!» — радостно застучало в голове, и уже не таясь и не пугаясь, она помчалась туда, откуда доносились неясные звуки.
Княжна, казалось, совсем не обратила внимания, что бежала она без башмаков, которые то ли сбросила сама, то ли они свалились позже, когда спешила. Мокрая трава хлестала её по ногам, намочив подол платья, ставший тяжёлым и липким. Он мешал бежать, она подняла его и, придерживая одной рукой, неслась всё дальше от дома. Не найдя никого возле конюшни, она побежала быстрее.
«Верно, он пошёл на наше заветное место и ждёт там. Скорее, скорее туда». Она мчалась к берегу пруда, к тому месту, где узенькие мостки вели на поросший кустарником остров. В её затуманенном мозгу была только одна мысль: «Скорее, скорее, скорее!»
В тот самый момент, когда княжна уже ступила на шатающиеся Мостки, кто-то схватил её сзади. Она даже не испытала страха, уверенная, что это тот, кого она больше всего сейчас хотела видеть. И лишь тогда, когда за спиной услышала голос брата, испугалась и вся сжалась, втянув голову в плечи.
— Сестра, ты куда? Ночью, в такую темень? — донеслись до неё слова встревоженного князя Ивана.
— Это ты? Это ты только сейчас приехал? — не отвечая на его вопрос, проговорила Катерина.
— Ну я, — ответил князь Иван, ещё ничего не понимая.
— Ас тобой никого больше не было, никто не приехал? — допытывалась она, стараясь в темноте разглядеть его лицо.
— Нет, никто не приехал, только я, — всё так же недоумённо ответил он. — А разве кто-то должен был приехать? Ты ждёшь кого-то?
— Нет, не жду, — едва слышно выдохнула Катерина.
— Тогда что же ты здесь делаешь, да ещё босиком? — удивился князь Иван, разглядев в проблесках лунного света её голые ноги. — Что-то случилось? — озабоченно спросил он сестру.
Княжна Катерина стояла перед ним поникшая, растрёпанная, в мокром платье, подол которого она всё ещё придерживала рукой.
— Ты что? Что с тобой? — Князь Иван потряс её за плечо.
— Ты знал? Знал? — наконец проговорила она, глядя на него огромными чёрными глазами.
— Что знал? — спросил он.
— Знал, что батюшка хочет меня за государя отдать?
— Ах, это, — казалось, с облегчением вздохнул князь Иван. — Тебе уже сказали?
— Нет, ты мне ответь: ты знал?
— Об этой затее батюшки знал, — не сразу и серьёзно ответил князь Иван.
— Что ж ты мне-то ничего не сказал, — несколько раз повторила княжна.
— Зачем? — так же серьёзно спросил брат. — Не сказал затем, чтоб ты глупость какую не сотворила.
— Глупость? — задохнувшись, переспросила Катерина.
— Да, глупость. Бросилась бы, вот как сейчас, бежать незнамо куда и зачем.
— Как это — незнамо куда? — повторила Катерина.
— Да, именно так. Или ты думаешь, что, прибежав к своему жениху, правильно бы поступила?
Уставшая от пережитых волнений и разочарования, княжна стояла безмолвно, безвольно опустив руки: казалось, она слушала и не слышала брата.
— Да что с тобой, Катюша? — ласково проговорил князь Иван, обнимая сестру за плечи.
Она прижалась к нему, и вновь слёзы потекли по её лицу.
— Ну ладно, ладно, перестань, перестань, — уговаривал князь Иван сестру, — давай-ка лучше пойдём в дом да поговорим с тобой серьёзно обо всём.
Княжна покорно пошла за ним.
— Ты должна меня, сестрица, послушать. Ведь я твой старший брат и худого тебе не присоветую, — не обращая внимания на молчание сестры, говорил князь Иван.