— Едва ли можно ожидать, что старина Манкрофт держит здесь какие-то запасы, — заметил он, признавшись, что ему сейчас не помешала бы хорошая порция бренди. — Насколько я его помню, он не относится к любителям выпить.
Роза изучающе и серьезно смотрела на мужчину большими, ясными, зеленовато-карими глазами.
— Вы давно не видели мистера Манкрофта? — предположила она.
— Давно, — признался Уокфорд. — Он ведет мои дела, но боюсь, у меня появилось обыкновение оставлять его с ними наедине. И старина Манкрофт, знаете ли, отлично справляется. — Он рассеянно поправил перед зеркалом галстук. — Вообще Манкрофт — надежный человек. Я привык любить его.
— Привыкли? — переспросила Роза с легкой ноткой удивления.
Мужчина повернулся и принялся рассматривать ее с насмешливым изгибом уголков рта.
— Юная леди, — произнес он, — а вы кажетесь мне очень юной, хотя ваша помощь была довольно квалифицированной! Когда вы станете постарше, то, без сомнения, сделаете открытие, как это сделал я сам, когда мне исполнилось двадцать пять, что с годами у людей возникает способность нежно любить. Причем эта любовь совершенно отличается от спонтанной, не задающейся никакими вопросами и не вызывающей никаких сомнений юношеской любви! — Он говорил вполне рассудительно, хотя и казался очень изможденным. — К тому времени, как вам стукнет тридцать пять, вы опять сделаете потрясающее открытие — оказывается, вы уже не способны испытывать никакой нежности... к кому-то или к чему-то! Остается лишь одна привычка.
— О нет! — возразила она с такой убежденностью, что отблеск цинизма неприятной вспышкой промелькнул в его глазах. — Я так не думаю. Я даже уверена, что со мной такого не случится!
— Но вы еще совсем маленькая девочка. Девятнадцать? Двадцать?
— Двадцать, — ответила Роза.
— И вы здесь работаете? — спросил он, впервые оглядываясь вокруг, как будто только сейчас понял, что находится в приемной. — А если вы здесь работаете, то, значит, не родились, как это говорят, «с золотой ложкой во рту»... — Он провел рукой по лбу и нахмурился, пытаясь сосредоточиться. — Кстати, я, вероятно, должен представиться, не так ли? Знаю, рабочий день уже закончился, но...
— Я знаю, кто вы, — мягко призналась она и, взяв со стола газету, показала ему. — Я узнала вас почти сразу же.
Мужчина с отвращением посмотрел на свое фото.
— Что за ужасный вид! — воскликнул он. — И почему все газетчики так любят засовывать людей, подобных мне, на первые страницы, привлекая излишнее внимание?
— Полагаю, потому, что людям нравится читать о таких людях, как вы, — предположила Роза так же мягко, как и прежде. — А мисс Вейзи очень красивая.
— Правда? — спросил Уокфорд, будто до сих пор не знал, что его будущая жена — признанная красавица. Бросив небрежный взгляд на ее фото, он отвернулся. — Ну, в данный момент ни один, даже самый восторженный, член британского общества не назовет красавцем меня, — заявил он, глядя на себя в зеркало и любуясь пластырем над правым глазом. — Вы можете представить меня в таком виде встречающим у алтаря невесту? Плюс, конечно, в визитке и с неизменным цветком в петлице? — Уокфорд отбросил в сторону увядающую гвоздику, как будто она вызывала у него отвращение. — Ненавижу бутоньерки!
— Вы не думаете, что должны дать знать мисс Вейзи, что попали в аварию? — спросила Роза. — Вы увидите ее сегодня вечером?
Гай Уокфорд покачал головой:
— Догадываюсь, вы не очень знакомы со свадебной рутиной? Сегодня вечером я предполагаю присутствовать на так называемой «холостяцкой вечеринке», которая является финалом бурной и разгульной жизни свободного мужчины, прежде чем он сунет голову в петлю. А утром, вероятно, проснусь с тяжелой головой, и то, что я чувствую сейчас, будет мне казаться лишь цветочками!
— Значит, вы чувствуете себя сейчас отвратительно? — с сочувствием спросила Роза.
— Я чувствовал себя гораздо хуже, когда вошел сюда. — Он криво усмехнулся. — А теперь, полагаю, мне нужно идти.
— Вы не хотите, чтобы я дала знать мистеру Манкрофту, что вы заходили к нему? — поинтересовалась Роза.
Ее слова, казалось, озадачили его, как будто он не особенно представлял себе, зачем вообще сюда пришел. Затем Уокфорд покачал головой и поморщился: видимо, движение вызвало в ней неприятную пульсацию.