Горячая вода - именно то, чего не хватало усталым мышцам, и Дженсен благодарно выдохнул, пропустив сквозь зубы легкий стон.
- Как ты себя чувствуешь? - обернув бедра сухой тканью, Джаред присел на край ванны.
Дженсен приоткрыл глаза и сонно улыбнулся:
- Все болит.
- Это остаточное действие яда. Завтра утром будешь чувствовать себя хорошо.
- Угу…
- Полежи немного. Я жду тебя в кабинете. Поужинаем и обработаем твою рану. А потом тебя ждет наказание.
Дженсен тут же распахнул глаза:
- Наказание?
Джаред прищурился. Мальчишка был, казалось, практически без сил, но при слове “наказание” подозрительно взбодрился, и облизнулся.
- Отдыхай пока. Я жду тебя, - сказал Джаред и вышел из купальни.
После слова “наказание” Дженсен уже не смог расслабиться. Он даже сам себе удивлялся, однако при этом не слишком приятном слове воображение рисовало ему разные картинки - одна другой приятнее. Мысли о том, что Джаред может его просто выпороть, к примеру, он отбросил сразу - не верил он в них, зачем бы тогда Джареду отправлять его нежиться в горячей воде? Мог бы просто отправить к экзекуторам. Оставалась лишь постель. И пусть оба они были опытными в любовных утехах. Еще неизвестно, кто из них был опытнее. Скорее всего, все же он, Дженсен. Но раньше он делал то, что делал, по приказу, а не по желанию, и теперь, когда все, что происходило, происходило именно по желанию, заставляло чувствовать себя, словно он ничего не знал и не умел. Дженсен не знал, что именно это странное сочетание умения и невинности нравились в нем Джареду больше всего.
Когда Дженсен вышел в кабинет, замотавшись в ткань, которая не слишком скрывала его предвкушение предстоящего, Джаред сидел за столом и рассеянно жевал, читая доклады “светлых” и проповедников, привезенные гонцами. У его ног стояло пустое блюдце - сытое кошачье семейство оккупировало кушетку, где уже сонно вылизывалось. Джаред, не отрываясь от чтения, указал на стул с другой стороны стола:
- Садишь и ешь.
- Да, Сейид, - тихо и послушно отозвался Дженсен. Усевшись напротив, он положил себе в тарелку тушеный рис с мясом, взял свежих овощей и принялся все это усердно уплетать, только сейчас осознав, насколько голоден. Тарелка опустела быстро, но добавку он брать не стал. Задумчиво посмотрев на кувшин с вином, отказался и от этой мысли, налив стакан воды. - У тебя еще много дел? - наконец, не выдержал спустя минут пятнадцать и два стакана воды Дженсен.
Джаред оторвался от бумаг:
- А что? Это ведь наказание.
- Ага. Так ты долго?
- Впервые вижу, чтобы так ждали неизвестного, - с легкой улыбкой заметил Джаред.
- Не такое уж оно и неизвестное, - себе под нос пробормотал Дженсен.
Джаред услышал.
- А ты считаешь, что знаешь, что тебя ждет? - с интересом наблюдая за мальчишкой, спросил он.
- Нет, - мотнул головой Дженсен. - Я знаю, что меня точно не ждет. А остальное - не так страшно.
- Вот так? - Джаред отложил бумаги. - Ты считаешь, что мое наказание будет нестрашным? Впрочем, отчасти это так. Оно и не должно быть страшным, ведь его цель - не напугать тебя, а преподать урок.
- Уроки можно преподавать по-разному.
- Можно. И я буду преподавать их по-своему. Ты – мой ученик. И мой любовник. И исходить я буду из этих твоих ипостасей, затем соединю их в одно - и именно это, вывернутое под другим углом, и подействует лучше всего. По крайней мере, должно. Если ты закончил с ужином, займись своей раной и иди в кровать. Нагреть место. Я скоро приду.
Джареду пришлось подавить улыбку, наблюдая, как Дженсен чуть не поскакал в направлении спальни, забрав по пути поднос с лекарствами.
Дженсена начала будоражить неизвестность. Любопытство, смешанное с желанием, и все еще таящаяся в теле усталость, смешавшись во что-то совершенно иное, заставили сердце биться чаше, а дыхание сбиться до рваного и волнительного. Стащив с себя ткань, в которую был завернут, он быстро нанес мазь и перебинтовал руку, а затем залез под одно из покрывал, устроился посередине и затих. Все же эта смесь ощущений действовала как-то странно. Потому что, не особенно задумываясь над тем, что делает, он раздвинул бедра и приласкал себя, медленно и словно на пробу. Возбуждение оказалось ярким и приятным, прокатившись по всему телу теплом после первых же касаний. Дженсен выдохнул и прикрыл глаза, прислушиваясь к происходящему в комнатах, пока рука неспешно двигалась. Все же он соскучился…
Джаред как раз шел к кровати, когда услышал едва заметные вздохи - слишком глубокие и слишком томные. Он невольно выгнул бровь, а звук его шагов стал не слышен даже кошкам.
Так и было, Дженсен лежал на кровати, укрытый покрывалом, рука двигалась, совершая вполне определенные движения, а на лице застыло мечтательное выражение лица. Джаред беззвучно усмехнулся, глядя на него. Он обошел кровать и встал за изголовьем.
- Ты решил начать без меня? Считаешь, что в твоем положении - это удачная мысль?
Дженсен вздрогнул, распахнул глаза и посмотрел на мужчину вверх тормашками.
- Прости, Сейид, - прошептал он. Но рука при этом, замершая вроде бы на мгновение, продолжила свои неспешные движения, пока зеленые блестящие глаза смотрели на мужчину.
Джаред выгнул бровь:
- Ты хочешь, чтобы я тебя серьезно наказал?
В глазах бывшего наложника полыхнуло что-то такое, что заставило вздрогнуть самого Джареда.
Конечно, предполагать, что после семи лет разврата и жизни в гареме Дженсен остался невинным мальчиком, было глупо, но о прошлом Джаред иногда нет-нет да и забывал. Наверное, просто потому что хотел. Наивным он не был, иллюзий не питал, но и проводить все время в думах о том, кем по сути его любовник является, не хотел. Для него тот был просто Дженсеном - красивым мальчиком и даже вполне прилежным учеником, а еще упорным, настырным, своенравным и смелым. Интересно, всегда ли Дженсен таким был или это появилось позже? Пожалуй, всегда. Или гарем тебя ломает, или ты позволяешь ему лишь согнуть себя. Согнуть себя Дженсен позволил, а вот сломать, похоже, что нет. И Джареда это радовало.
- Вот даже так, - усмехнулся он. - Для серьезного наказания нужен серьезный проступок. Твой таковым не был и никаким мальчишеским норовом ты наказание не заполучишь просто так, - Джаред кивнул на продолжающую двигаться под покрывалом руку. - Но так и быть. Я хотел сегодня обойтись чем-то легким, но ради тебя я готов изменить своим планам.
Судя по тому, с каким удовольствием Дженсен прищурился и чуть изогнулся, Джареда могли сегодня ждать сюрпризы. Впрочем, как и Дженсена.
Джаред подошел к кровати и опустился на корточки, чтобы вытащить сундук, стоявший под ней. Покопавшись в нем, он достал мотки ворсистой коричневой веревки и небрежно бросил их Дженсену на живот. Потом закрыл сундук и задвинул его на место. Когда он поднялся, Дженсен пристально разглядывал веревки, а потом поднял взгляд на Джареда.
- Ты ведь не думал, что я окажусь обычным в постели? - с легкой усмешкой спросил Джаред.
- А если я скажу, что думал?
- Тогда мне жаль тебя разочаровывать. Но я - не такой. Я - убийца. И цвет моих одежд доказывает, что я - лучший убийца из всех, присутствующих в этой крепости. Я слишком многое видел в своей жизни, слишком многое знаю, чтобы мои предпочтения остались такими же, как у горшечника.
Дженсен хмыкнул, признавая правоту такого суждения, и откинул покрывало, взяв в руки моток веревки.
- Что мне делать? – спросил он.
- Не будь столь прытким.
- А если я хочу?
- Ты обещал слушаться. Так что слушайся и помалкивай.
- Да, Сейид, - Дженсен поднялся на колени на постели и опустил глаза. Впрочем, веревку из рук не выпустил.
Смотря на этот моток, Дженсен вдруг вспомнил гарем, ярко и отчетливо. Вспомнил мужчин, которые к нему приходили и которым его продавали на ночь до рассвета. Ведь они были обычными… Среди многих отличались лишь шейх, с которым приходилось быть очень осторожным и даже под дурманом гашиша думать о том, что и как делаешь и говоришь. И Назир. Тот любил жестокость. Ему доставляло удовольствие смотреть на то, как тело под ним задыхается, выламывается в суставах или ранится чем-то острым. Дженсену не повезло несколько раз, Назир был пьян и хотел поиграться с ножами. Но царапины зажили быстро, в отличие от воспоминаний. Может быть, поэтому Дженсен, умевший обращаться, пусть и неуклюже, с кинжалами и ножами еще будучи ребенком, снова предпочел это оружие. Чтобы помнить и никогда больше не позволять… Но веревок не было. Никогда.