— Да письмо же от женщины, ясно. Из Верхнереченска. Почерк такой мелкий, кругленький. Конверт «Красной Москвой» пахнет. А вместо обратного адреса такая завитушечка. Я письмо бросила ему и говорю: «Это что, супруга вам пишет, Владик, или знакомая?» Тут он так зло на меня посмотрел, что у меня мурашки по спине побежали. «Извините», — говорит, и ушел. И больше при мне на почту не показывался и вообще, как в воду канул. Правда, и писем ему больше не приходило. Так что смотри, Галочка. Обманет он и тебя... Лучше брось его.
— Да у нас ничего серьезного и нет, — рассмеялась Галя. — Так, была внезапная симпатия. Ну, пойдем?
У выхода из сада девушки остановились, поболтали о последнем фильме и о новой юбке кассирши Марии Петровны и разошлись.
Так в опергруппе появились данные о том, что в Верхнереченске проживает человек, связь с которым Рачинский скрывал от окружающих. А поддерживал он эту связь почти до момента своего исчезновения. Климов считал, что нужно ехать в Верхнереченск.
Шифровка из Туркмении пришла утром двадцать восьмого июля. Начальник Кизыл-Дагского городского отделения КГБ коротко сообщал: «С двадцать шестого по двадцать девятое июня и повторно с первого по третье июля в гостинице «Дружба» проживал Рачинский Владислав Сергеевич, 1932 года рождения. Цель приезда — отпуск. Приезжал один. При выписке указал, что выбывает в г. Минск. Администратором гостиницы по присланной вами фотокарточке опознан».
Главная версия подтверждалась: Рачинский появился в приграничном районе. И появился под своей фамилией: значит, он уверен, что чекистам о нем ничего не известно. Но почему он приехал в Кизыл-Даг один? Где же Колчин?
На внеочередном докладе Климов предложил Ивану Сергеевичу направить в Кизыл-Даг лейтенанта Березкина — для тщательной проверки обстоятельств появления там вероятного преступника, и в Верхнереченск — Гребенщикова, для организации с помощью товарищей из местных органов КГБ поисков таинственного знакомого или знакомой Рачинского.
— Правильно ли посылать Березкина одного? — усомнился полковник Васильев. — Молод, хватит ли опыта?
— Я не питаю иллюзий найти Рачинского в Кизыл-Даге, Иван Сергеевич, — ответил Климов. — Не будет он так долго жить на виду вблизи границы, он же понимает, что этим может привлечь к себе внимание наших пограничников. Мне кажется (впрочем, это только предположение), что во время своей однодневной отлучки из гостиницы Рачинский либо сделал неудачную попытку уйти за кордон, либо осуществлял подготовку к переходу. Полагаю, что с помощью кизыл-дагских чекистов Березкин сумеет быстро и полно в этом разобраться.
— Добро. Давай мне на подпись командировки и пусть вылетают сегодня же. Да, насчет Минска. Думаю, это липа, но все-таки ориентируй белорусских товарищей. Рачинский не специально обученный шпион, вполне вероятно, что он может допустить ошибку.
ГЛАВА IV
В Туркмении
Палящий зной затопил Кизыл-Даг, расплавленным свинцом разлился по тихим бело-зеленым улицам. За окном — мутное марево дрожащего от изнеможения воздуха. Редко-редко прорвется через пустыню измученный ветерок. Вобрав в себя по пути весь жар раскаленных песков, он не освежает, а обжигает кожу. Рубашка противно прилипла к телу. Николаю Березкину кажется, что и мозги его медленно плавятся и, смешиваясь с потом, капельками скатываются за шиворот. Непривычен, тяжек для сибиряка среднеазиатский климат. И все-таки Березкин отказывается от отдыха: надо спешить, в Долинске с нетерпением ждут вестей.
С завистью смотрит Николай на собеседников — сухощавого, с узким коричневым лицом начальника городского отделения КГБ майора Рагимова и его гостя, седоватого подполковника Осипова, заместителя начальника пограничного отряда. Они чувствуют себя вполне нормально. Рагимов даже при галстуке.
— Нет, нет, я уверен, в июле за кордон не могла уйти ни одна живая душа, — настаивает Осипов. — Зверь не проскочил, не то чтобы человек. Судите сами: наряды весь месяц были усиленные, и ни один не отметил ничего подозрительного. Контрольно-следовая полоса оставалась девственно нетронутой, даже кабаны в этакий жар из камышей не вылезали. Поступившие за это время сигналы от местного населения и медработников проверены, никаких данных о состоявшемся прорыве границы не получено. И учитывайте — вдоль всего рубежа протянулся второй заслон, медицинский.
— Медицинский? — удивленно переспросил Березкин.
— Да, Николай Иванович, медицинский. Разве вы не знаете? На сопредельной стороне отмечены заболевания холерой, налицо угроза эпидемии. Там, к сожалению, такое еще случается. Наше население об этом оповещено, и к границе сейчас на аркане никого не затащишь. Всем местным жителям и приезжающим в приграничную зону делаются прививки.
Березкин присвистнул. Да, в такой ситуации Рачинский вряд ли стал бы пытаться идти через границу. Скорее всего он бы поторопился уехать подальше отсюда. Однако обстоятельства его пребывания в Кизыл-Даге необходимо выяснить, они могут послужить ключом к дальнейшему розыску. И главное — Колчин. Был ли «Оборотень» здесь с Рачинским, верна ли основная версия — о намерении врагов вместе бежать за границу?
С просьбой помочь разобраться в этих вопросах и обратился лейтенант к собеседникам.
— Я остановлюсь в гостинице и, если не возражаете, работой среди ее персонала займусь сам, — предложил он. — Разумеется, я рассчитываю на предварительную консультацию ваших сотрудников, товарищ майор. Кстати, в каком номере жил Рачинский?
— В седьмом, — ответил Рагимов, — на первом этаже.
— А с кем вы о нем уже беседовали?
— Только с одним из дежурных администраторов — Расуловым. Но, к сожалению, опознав Рачинского, он ничего интересного о нем сообщить не смог.
— Понятно. К вам, товарищи, просьба: по возможности выяснить, не появлялся ли в городе Колчин, и собрать сведения о поведении Рачинского. Ходил же он куда-то, разговаривал с людьми. Помощников у вас здесь много, граница. И люди бдительнее: незнакомцы всегда привлекают внимание. Быть может, что-то и удастся узнать важное. Только прошу учитывать, что фотокарточка Колчина двадцатилетней давности. Конечно, узнать по ней человека трудно, но что-то в теперешнем облике преступника должно сохраниться с тех времен.
— Что ж, договорились, — резюмировал Осипов. — Обмен информацией — завтра утром. А в гостиницу, Николай Иванович, вас отвезут, машина у подъезда.
Большое двухэтажное здание гостиницы «Дружба» отделано в восточном стиле: резные орнаменты, цветная эмаль. На полу в вестибюле яркий ковер. Здесь прохладно, в середине просторного холла журчит небольшой фонтан. Радуясь прохладе, лейтенант Березкин поворачивает направо от входа, где за невысоким барьером под черной с золотом табличкой «дежурный администратор» скучает полная черноволосая женщина. Она охотно вступает в разговор с вежливым молодым приезжим; он так любознателен, а она любит свой город и умеет красочно рассказать о его достопримечательностях.
Николай протягивает паспорт.
— Мне бы хотелось получить седьмой номер, — говорит он.
— Странные вкусы у нынешней молодежи, — как бы про себя произносит администратор, пожимая плечами. — Самый плохой из дорогих номеров, а вот опять на него спрос.
— Опять? — улыбается Евгений. — Значит мой вкус разделяют многие?
— Ну, многие, это очень громко сказано. Правда, недавно один молодой человек тоже настойчиво просил этот номер. — Женщина листает книгу регистрации приезжих. — Да он же ваш земляк, тоже из Долинска. Рачинский Владислав. Он вам и нахвалил эту комнату?
— Действительно, земляк, — перегибаясь через барьер, Березкин заглядывает в книгу. — Хорошо бы встретиться с ним.
— К сожалению, вам придется потерпеть до возвращения домой. Он уехал еще третьего числа. Я сама заказывала ему такси до вокзала.
— Вы говорите — он. Разве он приезжал один? Я слышал, что в отпуск он собирался ехать вместе с приятелем. У нас еще удивлялись их странной дружбе — приятель вдвое старше. Наверное, их сблизила любовь к путешествиям.