— Так-с.
— Это очень выгодно для Федора и вообще это отлично устраивает его судьбу. Ты как думаешь?
— Наше дело сторона, Сергей Петрович. В своем добре всякий волен… А наших тут делов нету.
— Нет, ты понимаешь, что я хочу сказать? Я хочу, чтоб он женился на твоей дочери.
— Как так, чтоб женился? — нахмурившись спросил Иван.
— У нас девка, чай, не безродная какая, — оскорбленным тоном вмешалась Митревна, быстро выпрямляясь и недружелюбно взглядывая на Сергея Петровича, — у ней отец с матерью есть. Вламываться в чужие дела кабыть не пригоже.
— Но какие вы странные!.. Я вовсе не вмешиваюсь. Вы меня не поняли… Я просто сватаю за Федора.
— Помолчи, — коротко сказал Иван Петров жене и обратился к Сергею Петровичу: — У нас девка на выданье, об этом что говорить. Ты ли сватаешь, другой ли кто, — мы милости просим. Только тут не подходящее дело, Сергей Петрович.
— Чем же не подходящее?
— Малый нам неизвестен.
— Принесла откуда-то нелегкая, прости господи, из-за тридевять земель… — вступилась было Митревна.
— Помолчи, Агафья, — остановил ее Иван.
— Но как же неизвестен, когда сам же ты собирал о нем справки?
— Какие такие справки?
— Да сколько он зарабатывает, какого поведения и тому подобное.
— Это я верно, что спрашивал у вашей милости. Но только отдавать за чужака мы не согласны.
— Какой же чужак? Ведь я русским языком говорю тебе, что дарю, — слышишь ли? — дарю ему землю в Ягодном.
— Что ж земля, Сергей Петрович? Землю можно продать — и поминай как звали.
— Невозможно продать. Я дарю только с тем, что он женится на Лизе и вся его семья переселится сюда.
— На этом много благодарны. Но как же теперича семейские его — согласны переселяться?
— Разумеется, согласны… Еще бы!.. То есть, собственно говоря, от них еще не получено ответа, но как же сомневаться? Ты сообрази: даровая земля, чернозем!
— Так-с… — И Иван Петров с непроницаемым выражением на лице побарабанил пальцами.
— Двадцать одна десятина! — кипятился Сергей Петрович, вскакивая с лавки. — Вода! Лес! Грибов одних сколько!
— Землю мы знаем.
— Ну, согласись сам, как же отказываться от такой земли? Ведь это надо быть дураками, идиотами!
— А, значит, касательно переселения ответа еще не было?
— Да что тебе в ответе, Иван?.. — И, оскорбленный недоверчивостью Ивана, взволнованный ожиданием отказа и желанием спасти от неминуемого крушения свои и Марьи Павловны планы, Сергей Петрович решительно произнес: — Наконец Федор прямо заявляет, что если отец на переселение не согласится, он идет к тебе в зятья.
— А как же насчет земли? Земля, значит, останется ни при чем?
— Но ты сам желал взять его в зятья… О земле тогда речи не было! — воскликнул Сергей Петрович.
— Ежели без земли, мы и здесь женихов найдем, — сухо ответствовал Иван.
— Чтой-то ты, Петрович, в самом деле? — опять вмешалась Митревна. — Чтой-то Лизутка-то у нас… Перестарок какой?.. Гляди, с людьми сколько годов хлеб-соль водили… Кум Степан пороги все обил. Аль неволя за первого встречного отдавать?
— Твое дело впереди, помолчи.
— И сватаются-то не по-людски, — не унималась Митревна. — Барское ли дело в сватах ходить?
— Хорошо, — сказал Сергей Петрович, страшно сконфуженный ядовитым замечанием Митревны и давно уже утративший необходимую трезвость мыслей под влиянием стакана отвратительной водки и отвратительной неловкости своего положения, — хорошо: если вы согласны отдать Лизу за Федора, я дарю землю… Я даже сделаю так: сделаю дарственную запись на имя Лизы, то есть хозяйкой земли будет Лиза. Но это в таком случае, если Федоров отец не согласится на переселение. Надеюсь, теперь все отлично?
Иван подумал.
— Как, Агафья, а? — спросил он.
— Что ж как? Мне замуж нейти. Спроси девку. Ноне матерей-то не больно слушаются.
— Ин, поди, спроси ее… Где Лизутка-то?
Митревна, вздыхая и бормоча какие-то неблагосклонные слова, удалилась из избы.
— Ну, сват, выпьем, что ли! — сказал развеселившийся Иван. — Девку ты у меня выхватил вот как… Из рук выхватил. И не чаял я быть ей за Федором… Ну, судьба! Недаром говорится: «Суженого-ряженого конем не объедешь». — И прибавил с легкою насмешливостью: — Да как ведь и свату-то такому отказать!
В согласии Лизутки, по-видимому, никто не сомневался; и действительно через несколько времени вошла заплаканная Митревна и объявила, что Лизутка «из родительской воли не выходит» и что Федор ей «не противен».