— Да-а. Только могила тебя исправит! — язвительно улыбнулся Дзыня.
И вскоре снова началась напряженка: спички кончились и остыла печка.
— Неужели нельзя было сохранить последнюю спичку?! — тряся перед личиком ладошками, выкрикивал Дзыня.
— Слушай... надоел ты мне со своими претензиями! — окаменев, выговорил Алексей.
Дзыня плюхнулся на пол террасы, долго ползал, ковыряясь в щелях, и наконец вытащил спичку, обмотанную измазанной ваткой, — какая-то дама красила ею ресницы и бросила.
Дзыня тщательно осмотрел спичку, чиркнул, понес огонек к лицу. Леха стоял все такой же обиженный, отвернувшись. Я дунул, спичка погасла.
Мы все трое обалдели, потом начали хохотать. Мы хохотали минут десять, потом обессиленно вздохнули, словно вынырнув из-под воды.
— Ну все! — произнес я коронную фразу. — Глубокий, освежающий сон!
— Эй! — закричал Дзыня, вышедший во двор. — Вы, дураки! Давайте сюда!
По темному небу катился свет — северное сияние! — словно какой-то прожектор достиг бесконечности и блуждал там.
— А не цветное почему? — обиделся Леха.
— Тебе сразу уж и цветное! — ответил я.
Ночью погасшая было печь неожиданно раскочегарилась сама собой — трещала, лучилась сквозь щели и конфорки. Мы молча лежали в темноте, глядя, как розовые волны бежали по потолку.
АВТОРА!
Утром уборщица стирала со стекол касс отпечатки потных лбов, пальцев и губ. Человек (именуемый в дальнейшем — автор) вышел из холла аэропорта и увидел студийную машину.
...В ущельях, как сгущенка, был налит туман. Когда машина въехала в белое летящее облако, автор вздрогнул. Они ехали в тумане долго, потом туман стал наливаться алым, и далеко внизу, на неразличимой границе воды и неба, появилась багровая горбушка, стала вытягиваться, утоньшаясь в середине, как капля, разделяющаяся на две. И вот верхняя половина оторвалась, стала круглой, прояснилась рябая поверхность моря, стало далеко видно и сразу же очень жарко.
С левой стороны шоссе показались окраины южного городка: темные окна, закрытые металлической сеткой, особый южный сор на асфальте, пышная метла с мелко торчащими листиками.
С болью и наслаждением разгибаясь, автор вылез из машины. Из гостиницы вышел директор картины, деловито потряс ему руку и усадил обратно. Они поехали назад — среди зарослей ядовитой амброзии, мимо теннисного корта на крутом склоне...
Автор вообще-то был человеком бывалым, объехал множество концов, вел довольно разудалую жизнь, но почему-то до сих пор робел перед такими людьми, как директор, и всегда, сжавшись, думал, что у них, конечно же, более важные дела, чем у него, хотя, казалось бы, единственным делом директора было обеспечить съемки фильма по его сценарию, но это только на первый взгляд.
— Скреперов нет, бульдозеров нет! — яростно говорил с переднего сиденья директор.
«Но у меня же в сценарии нет никаких бульдозеров», — думал автор.
— В общем, жизнь, как говорится, врагу своему не пожалею! — сказал директор.
«Где это так говорится?» — в смятении подумал автор.
Директор продолжал жаловаться сиплым своим голосом, причем ясно чувствовалось, что всякий там сюжет, художественные особенности и прочую чушь он считал лишь жалким приложением к его, директоровым, важным делам.
По крутому асфальтовому спуску они съехали на грохочущие камни, потом на съемочную площадку.
Тонваген и лихтваген стояли в лопухах. Высоко торчал съемочный кран, и люди в майках закладывали в него тяжелые ржавые противовесы. Вся остальная группа недвижно лежала в лопухах.
Автор поначалу не решился спросить, в чем дело, боясь опозориться, но, когда прошло часа два, он сел на корточки у распростертого оператора:
— Встанем?
— А зачем? — не открывая глаз, ответил оператор. — В столовой мы уже были... В море мы уже купались...
— А... снимать? — сказал автор, на середине слова уже чувствуя, что говорит глупость.
— Может, ты умеешь без солнца? Давай! — сказал оператор, открывая глаза.
Автор посмотрел вверх. Солнце действительно было закрыто легкой дымкой.
Минут сорок автор бродил по съемочной площадке, непрерывно нацепляя репьи, потом спрыгнул с невысокого обрывчика на оранжевый пляж, заросший мелкими ярко-зелеными лопухами. В лопухах бродили кошки с неожиданно умными глазами.
Автор оставил ботинки и пошел по мелкой воде, по складчатому песку. Маленькая камбала, похожая на коричневый листик, толчками стала убегать от него. С трудом, вперевалку он побежал за ней по воде. Камбала долетела до водорослей и скрылась. Разгорячившийся, развеселившийся автор пошел дальше. Сверху теперь нависали желтые складчатые скалы. Мелкое каменистое море вдали казалось красным от водорослей.