Галина Чередий и Алена Нефедова
ДВЕ ПОЛОСКИ
Бонус 2
Василиса.
— Мои девочки, мои красавицы, мои сладенькие подружечки. Пломбир и вишенка. М-м-м, нет, два пломбира и две вишенки, — дурацкие фразы, стелящиеся по коже и вызывающие мурашки, и нежные, почти невесомые поцелуи на моей груди разбудили меня по ощущениям в несусветную чертову рань. За окном — глаз выколи, звуки зарядов ледяного дождя вперемежку со снежной крупкой, дробно барабанящие по стеклу, даже под теплым пуховым одеялом вызывали непроизвольную дрожь и желание оставаться под ним минимум до весны. Нет, ну я кого-то однажды все-таки убью! Стопятьсот раз же просила не будить ни свет ни заря! Мало того что я по жизни не жаворонок, терпеть не могу вставать по темноте, так еще и в последнее время спать хочется почти круглые сутки, и никакой кофе не помогает!
— Кринников, имей совесть, тиранище, солнце еще не взошло, — захныкала я и попыталась отпихнуть его.
Впрочем, безрезультатно, потому что теперь нахальный муж уже больше не осторожничал и, обхватив обе мои груди, сдвинул их и уткнулся в ложбинку лицом, урча, непристойно постанывая и слегка царапая ночной щетиной. При этом он вполне комфортно расположился на мне, и, как бы я ни ворчала, мои ноги раздвинулись будто сами собой, давая ему полный доступ и обхватывая его бедра.
— А мои солнца светят мне круглосуточно. И вообще помолчи, снулый снуснуфрик, ты мешаешь мне общаться с теми, кто меня всегда готов слушать. М-м-м, как же мне нравится, какими вы становитесь, такие… ух, какие. Нет, нет, Сеню вам не обмануть, я уже вижу, как вы меняетесь, подрастаете мне на радость, — продолжил он свое безумное бормотание в мою кожу, полизывая и прищипывая губами. — Просто охренительные, лучшие в мире!
Его большие пальцы нежно, но настойчиво обводили снова и снова мои соски, и я сдавленно зашипела от необыкновенно острой их чувствительности. А все потому, что кое-кто вчера сосал, прикусывал, целовал их столько, что довел меня до натурального озверения. Но я не осталась в долгу и вернула все вдвойне, заставив его корчиться и нести черте что невнятное и безумное.
Арсений оставил на каждой вершинке по влажному поцелую и вернулся к этому сводящему с ума трению, и я сдалась и протяжно вздохнула, отдавшись воспоминанию обо всех подробностях вчерашнего безумства.
Как, не выдержав изощренной медлительности Арсения, опрокинула его на спину. Как терлась всем телом об него, стискивая и удерживая на месте его руки, сладко мстя за каждую неспешную ласку только что. А потом сжимала его исходящий влагой и жаром член между грудей, бесстыдно облизывая головку каждый раз, когда она выскакивала из этого укрытия. Каждое скольжение — новое бормотание и стоны моего мужа. Новое облизывание и касание губ — волна дрожи по его великолепному телу. И еще те жутко непристойные звуки, когда его жесткая плоть покидала мой рот — я нарочно их не сдерживала, зная уже, что они вытворяют с моим мужчиной.
— Убиваешь… меня… нахрен… а-а-а… совсем насмерть, — захлебываясь дыханием, бормотал Арсений. — Васю-у-уня-а-а!
Он упрямо поднимал голову, пытаясь наблюдать за мной неотрывно, но она падала снова и снова, будто была слишком тяжелой для него в тот момент. И так до тех пор, пока он просто не стал биться затылком о подушку, ругаясь и колотя кулаками по матрасу, изливаясь до последней капли…
Нужно ли говорить, что несколько секунд этого воспоминания сделали меня совершенно мокрой? Открыв глаза, я уставилась на мужа, старательно изображая недовольство действиями продолжавшего тереться об меня и бухтеть какие-то глупости Арсения. М-да, я такая врушка!
— Кринников, ты сейчас на полном серьезе с моими сиськами разговариваешь? — фыркнула, запуская пальцы обеих рук в его чуть влажные волосы, и с уже привычным, но от этого не менее острым наслаждением вдохнула запах. Аромат моего мужа — это отдельное, прежде незнакомое, почти мистическое по своему воздействию на меня удовольствие, о котором я, наверное, могла бы говорить полдня, не повторяясь. Жаль, что не находилось желающих послушать. Не важно: был ли он, как сейчас, только после душа, пришел ли взъерошенный и сердитый с работы или, скажем, абсолютно мокрый от пота после интенсивной тренировки, только стянул гидрач после каталки, а может, лежал рядом, восстанавливая дыхание после очередного раунда нашего взаимного погружения… да какая, к черту, разница! Гель для душа, пена для бритья, запах ветра и моря, секс в чистом виде — какой бы ни была приправа, она не меняла для меня главного в этом роскошном и головокружительном блюде под названием «запах Арсения Кринникова».