Правда, Громову тоже досталось. Тот лысый неадекват оказался неробкого десятка.
Украдкой бросаю взгляд на своего защитника, который, сунув руки в карманы спортивных шорт, стоит, монументально расправив плечи и смотрит куда-то поверх головы ректора. Выразительная линия скул на лице Марка подчеркнута не только внутренним напряжением, но и парочкой ссадин. Да и без того чувственно крупные губы теперь немного оттюнингованы легкой припухлостью.
От одного вида такого серьёзного и хмурого Марка с боевыми ранениями у меня тянет под ребрами. Я не ожидала... Он возник там как черт из табакерки. Я искренне думала: Громову все, что связано со мной, уже неинтересно.
Но слишком много энтузиазма было в чётких ударах Марка по лицу противника. И настолько много, что его и того придурка с трудом разняли два накаченных физрука.
— Громов, да когда же ты уже выпустишься отсюда, а? — продолжает ректор, с отчаянием повышая голос. — Ты можешь не быть главным героем всех криминальных новостей нашего универа? Ты - исчадье всех проблем! То цветочный рынок разводишь, то пожарная сигнализация сработает, потому что кое-кто курит в мужском туалете.
— Я не курю. И не пью. ЗОЖ, Павел Петрович. Слышали о таком? — хмыкает Марк, с раздражением закатывая глаза.
Я вовсю маякую взглядом Громову, чтобы он был как-то повежливее и без намёка на дерзость. Неизвестно, чем теперь закончится его выходка на стадионе. Но Марк лишь расслабленно подмигивает мне типа: «ваще не парься, детка».
Ага, ну конечно. Не волнуйся. На лбу у ректора уже проступает испарина, а щеки пугающе краснеют.
— А кулаками размахивать где ни попадя это тоже ЗОЖ?
— Вообще-то, Марк заступился за меня, — осторожно встреваю я в разговор.
Делаю небольшой шаг вправо и слегка перекрывают Громова от гневного взора ректора.
И это получается как-то само собой... бессознательно.
— Лика, не лезь, — шепчет за моей спиной Марк. И мы стоим так близко, что его строгий выдох расстилается мурашками в моих волосах. — Молчи.
А меня уже распирает от переполняющих эмоций. И от этого даже стирается ощущение боли в расцарапанной руке. Смело смотрю на ректора, вскинув подбородок:
— Тот придурок был готов и на меня броситься, хотя я извинилась за свою невнимательность. А в ответ посыпались оскорбления и...
Но Павел Петрович заставляет замолчать одним взмахом руки, возмущенно уставившись на Марка позади меня.
— Нет, ты посмотри, Громов, какой у тебя здесь адвокат нарисовался. Ну чудо просто!
— Еще какое чудо, — легко подтверждает Марк. — Рыжее чудо, — добавляет он так тихо, что мне едва удается расслышать это.
И по теплой интонации его голоса, даже затылком ощущаю, что в этот момент он улыбается. А через секунду кровь в моих венах заполняет жар. Пальцы Марка касаются моего запястья и проводят незамысловатый узор по внутренней стороне ладони. Так бережно и мягко. Всего лишь мимолетное прикосновение теплых мужских пальцев, а меня уже здесь нет. Я падаю куда-то в жерло вулкана.
Хочется обернуться, но делаю лишь осторожный едва заметный поворот головы к плечу. Но и этого достаточно, чтобы краем зрения заметить, что Марк гипнотизирует меня взглядом, приподняв уголки своих губ.
Мамочки, мне бы дополнительный глоток кислорода сейчас, потому что я где-то на грани обморока.
— Громов! — возглас ректора быстро возвращает в реальность.
Я и Марк одновременно отшатываемся друг от друга, а на своей ладони больше не чувствую горячих узоров.
— Совесть имей! — продолжает Павел Петрович, сотрясая воздух. — В гляделки он играет, рэмбо. В общем, выговора в личное дело тебе не избежать. И отца оповестим. А ты, Соболевская, — он стреляет взглядом в меня, заставляя в тут же виновато опустить голову. Хотя я-то тут при чем? — Еще раз будешь поймана с Громовым на какой-нибудь его выходке и тебе выговор накатаем.
Я согласно и очень активно киваю, лишь бы поскорее покинуть этот кабинет. Одарив еще парочкой угроз по поводу вызова на воспитательные комиссии и минусовкой баллов из общего рейтинга, нас, наконец таки, отпускают.
Выйдя из кабинета ректора, я и Марк почему-то застываем у его дверей. Сейчас самый разгар пары и длинный коридор погружен в тишину. И мы оба зависаем в ней, став друг напротив друга.
Несколько секунд просто молчим, а между нами вьется весьма ощутимое напряжение. Облизав губы, я робко поднимаю взгляд на Марка, встречаясь с той самой бездонной темнотой в его глазах. Во мне эмоций через край.