— Второй верховный князь горгу-наанов Ухлак Тоггу-Ягир, — с явной неохотой выговорил княжич имя следующего персонажа — того самого старого высоса. Вампирский князь в ответ слегка оскалился, показав единственный клык и опять отправил в рот кусок мяса. Ванька, не научившийся противостоять вампирскому гипнозу, звучно сглотнул и оцепенел, не успев поставить чашу на стол. Так и замер в нелепой позе, перестав даже дышать.
Верховный вампир был невыразимо дряхл и очень, очень страшен. Вся серая, морщинистая кожа его… м-м-м… лица сползла вниз, отчего глаза его тоскливо вытянулись по вертикали, и нижние веки, пугая изнанкой, как бы сочились кровавыми слезами. И что-то в его облике было от постаревшего Арлекино — превратившегося в полную свою противоположность клоуна, злобного и ненавидящего всё и вся. Бр-р-р! Сидящие слева и справа от старца молодые вампиры внимательно зыркали по сторонам, то и дело прикладываясь к кубкам с красным вином (не с кровью ли?). Движения их были резки и порывисты, словно им энергию некуда было девать. Так и казалось, что они сейчас сорвутся с места и помчатся по улицам Предмостья, выискивая подходящую для кровопускания жертву…
Стёпка пихнул застывшего друга в плечо, а когда не помогло, ещё и перед глазами рукой помахал:
— Эй-эй, не смотри на него, Ванес… Слышишь меня? Отвернись, говорю!
— Ф-фух! — выдохнул Ванька, отмирая. — Вот же гад вампирский! Прямо в мозги мне залез своими гляделками. Бр-р-р, жуть какая!
— Ты как, ещё не хочешь принять в себя сумрачную душу истинного народа?
Ванька в ответ только отчаянно замотал головой. Нет уж, спасибо, превращаться в Ниглока у него не было никакого желания. За противоположным столом кто-то хрипло засмеялся, не над ним, конечно, но он всё равно покраснел. Звякало стекло, слуги забирали опустевшие тарелки, упала и покатилась бутыль; застолье не утихало. Да и с чего бы ему утихать, особливо ежели вино всё никак не кончается.
— Ладно, Боеслав, кто у нас там дальше?
— Э-э-э… — опять замялся княжич. Дальше были орфинги, среди которых особенно выделялся один, могучий и громадный, этакий слегка очеловеченный Кинг-Конг, выше всех на голову и шире раза в полтора. Поперёк его выпуклого лба с большими надбровными дугами тянулся страшноватый косой шрам, щедро украшенный татуировкой.
— Орфингов тоже пропускаем, — сказал Стёпка. — Оркландские слуги нам неинтересны.
Он был не прав и знал это — здоровенный орфинг явно не был простым слугой, потому что слуги в таких дорогих одеяниях не ходят. Вполне возможно, что это был, например, отец или дядя Заргууза. Что-то общее угадывалось в их звероподобных физиономиях. Имя его никто не называл, но внушительный гигант тем не менее шевельнул по-звериному острыми ушами и, отвлёкшись от мяса, ожёг мальчишек злобным взглядом. Он был здесь самым опасным и, скорее всего, физически самым сильным существом. Бугрящиеся мускулами плечи чудом не разрывали бархат расшитого серебром камзола. Шурхесс, конечно, покрупнее будет, прикинул Стёпка, да и на вид пострашнее, но и этот тоже ничего. Вот же подобрали себе орклы союзничков, с такими только тролли справиться могут. А смотрит как, у-ух!
— Стужгородский воевода Дидяй, усольский воевода Покроп и воевода Подолья-на-Логу Стоян, — небрежной скороговоркой завершил перечисление Боеслав.
Эти трое, сидящие последними на том крыле стола (если не считать нескольких боярчиков), были чем-то до изумления похожи друг на друга. Грузные мужчины в почтенном возрасте, упитанные, важные, бороды с сединой, охабни с меховыми оторочками, у каждого на шее — непростые амулеты на золотых цепях. Основательные такие дядечки, внушающие. Лишь глаза выдают беспокойство и неуверенность, так и бегают, так и стреляют по сторонам. Княжич не назвал их достопочтенными, не назвал даже по именам. Почему?
— Это они? — спросил Стёпка, догадавшись. — Те заговорщики, которые убили твоего деда?
Боеслав кивнул.
Воеводы — все трое — тут же с такой ненавистью уставились на мальчишек, что казалось, ещё минута и они испепелят их дотла. Вроде и не должны были услышать сквозь шум и гам, а поди ж ты, услышали. Совесть, или что там у них осталось вместо неё, всё же, как видно, не даёт покоя. Да какая совесть — откуда она у них? Всё те же амулеты от и для подслушивания, вон их сколько на толстых цепях понавешено.
— Я бы на твоём месте… Даже не знаю, что бы с ними сделал. За такое во всех странах, мирах и временах смертная казнь полагается. А они сидят тут себе, винцо попивают, предательство своё празднуют. Тогда князя своего убили, а сейчас и родную землю врагам продали.