Он распахнул крылья, расправил костлявые вздёрнутые плечи. Нет, он и в самом деле подрос. Повыше и покрепче Глуксы будет.
— А я-то тут при чём? — спросил Стёпка. — Что я такого сделал?
— А вино мне кто нескончаемое чародейское подсунул? А предупредить меня кто не пожелал, что от того вина, истинным демоном укреплённого, упыри шибко взойти могут?
— Каким демоном?
— Каким-каким… Тобой, ясень пень.
— Не укреплял я никакого вина.
— В руках ту бутыль держал? Мне её задаром передал без зла и жадности? Во-от. А говоришь, не укреплял.
— Я не знал. Честное демонское слово, не знал.
— Не ведаешь — не твори, — очень знакомым голосом сказал Бранда. — Да я что, я на тебя, Стеславчик, не в обиде. Подрос оно, конешно, крылья поширше распахнулися опять же… И всё бы ничего, да старики в Больших Упыреллах меня теперича на княженье зазывают. Спасения от них никакого нету. И отказать я не могу, потому как… Не могу. Кончилася моя спокойная жизнь, надоть кого другого на своё место в Замковом Совете определять.
Стёпка переглянулся со Смаклой. Тот, казалось, ничуть не был удивлён. А вот Степана, например, здорово поразило, что Бранда, этот с виду почти пропащий, запойный упырь входил, оказывается, в совет Летописного замка. Как-то трудно было представить это нечеловекоподобное существо с небритым хоботком и обтрёпанными крыльями летучей мыши восседающим на Совете рядом с чародеями, что-то важное обсуждающим и принимающим некие судьбоносные решения.
— А ты губы-то не косороть, не косороть, — ворчливо заметил Бранда. — Ишь, засомневался. Зовут меня на княжение, зовут. Более того, я уж и согласие своё дал. Лечу вот туды. Да по пути к тебе согласился заглянуть на огонёк, привет от старых знакомцев передать.
— От кого? — спросил Стёпка. — От Серафиана, что ли?
— Купыря просил к тебе заглянуть. Не забыл ещё Купырю-то?
— У меня память хорошая, — сказал Стёпка. — Пока не жалуюсь. И что Купыря просил передать, кроме привета?
Упырь поёрзал, покряхтел, затем сказал очень похожим на Купырин голосом:
— Ты, отрок, конешно, должон сам решать, но мой тебе настоятельный совет — в замок тебе лучше не соваться. Слишком многие тебя там поджидают с нетерпением. Поостерегись. А как вернёшься, найди в Предмостье вурдалака Огробрыка, передай через него весточку. А там и поразмыслим.
— И всё? — спросил Стёпка, вздохнув про себя с облегчением. Ничего нового, тем более, ничего страшного он не услышал — и это уже было хорошо. А то мелькнула у него на секунду мысль, что с Ванькой что-нибудь неладное случилось, и Купыря о том каким-то образом проведал.
— А тебе, я погляжу, энтого мало? — нешуточно удивился упырь. — Шибко смелый демон, однакось. Никого не боится. По тайге шлындат из края в край, народ баламутит, слухами земля полнится так, что разве волки об его делах ишшо по ночам не воют. Не токмо старый Бранда, глянь, подрос за энто время, и ты, демон, тоже изрядно повзрослел. Из замка малец мальцом выходил, ребятёнок, честное слово. А ноне с энтим ребятёнком кое-кому лучше навовсе не встречаться. Поведали мне уже о твоих славных подвигах, как ты весичей да оркимагов гоняшь…
— Лучше бы тебе, ольховник, поведали о том, как этот ворёныш честных гномов ограбил, — сказал вдруг кто-то у самой земли звучным, хрипловатым голосом, и к костру вышел из темноты важный, насупленный гном. Даже не вышел, а выступил, явил себя во всей своей невеликой красе, лилипутской мощи и карапузной неустрашимости. Голос, следует сказать, габаритам хозяина совершенно не соответствовал, такое впечатление складывалось, что для пущей важности использовал гном какое-нибудь заклинание, усилитель какой-нибудь магический или звуковой талисман. Вон их на шее сколько висит.
Это был Зебур. Как и обещал Гвоздыря, ничего с ним не сделалось, полёт из камнемёта, что называется, прошёл нормально, все выжили. Видать, Отхожая топь самой природой была приспособлена для мягкой посадки… Или, что точнее, мягкого падения.
Бранда, забавно морща хоботок, покосился на Стёпку, что, мол, на это скажешь? Смакла, по ходу службы своей гонявший в замке гномов в хвост и в гриву, на нежданного гостя смотрел с откровенным пренебрежением и, можно не сомневаться, страшно жалел, что под рукой у него сейчас нет хорошего веника. Глукса же таращился на гнома в великом удивлении. В Горелой Кече гномов отродясь не водилось, и знали о них лишь по не слишком достоверным рассказам заезжих купцов, не смеялась над которыми только несмышлёная ребятня. А ты глянь-ко — понапрасну зубы скалили, вот он гном-то, живых живее. А махонький-то какой!