Все пятеро защищались очень умело. Поэтому, несмотря на отягчающие улики, их вину не могли доказать с абсолютной бесспорностью. Кроме того, за их головы неожиданно вспыхнула борьба между начальником политотдела и комендантом лагеря Бером. Брозе, шеф гестапо в Катовице, посетил Бера, чтобы высказаться в защиту обвиняемых. Он придерживался мнения, что надо все же учитывать особое, привилегированное положение Руди, свадьба которого была использована как гуманный жест в пропагандистских целях. Даже начальник лагеря Гёслер был против казни. Бер, однако, за раскрытие заговора повысил эсэсовца Рота в звании, и на карту был поставлен его престиж. Помилование он рассматривал как личное поражение.
Все ждали приговора. Мыслями мы были в бараке 11, где находился карцер.
Собственно, его имя было Якоб Козельчук, но все называли его Якоб из преисподней. Он был тюремщиком, в его обязанности входило доводить заключенных до кондиции перед допросом или раздевать перед расстрелом. В лагере поговаривали, что он был тренером чемпиона мира по боксу Макса Шмелинга. Шмелинг это позже опроверг. Но он вполне мог бы им быть. Громила с огромными лапищами и медвежьей силой, говоривший на странной смеси польского, немецкого, идиш, русского и английского. Несмотря на его чудовищные функции, мы к нему неплохо относились. После войны он эмигрировал в Израиль и зарабатывал на жизнь, выступая как атлет-силач. Суд над ним, ввиду снимающих обвинения показаний, был прекращен. Он умел производить телесные наказания устрашающе и одновременно щадяще. Кто-то утверждал, что Якоб в основном помогал собратьям по вере, то есть евреям. По отношению ко всем остальным он был менее великодушен. Но это неправда. Мне он, к примеру, дважды спасал жизнь. Первый раз, когда он, обыскивая меня по приказу сотрудника политотдела, намеренно не заметил в моем нагрудном кармане записку с номерами еврейских заключенных. Если бы он показал ее эсэсовцу, мы бы все пропали. Второй раз, когда при селекции карцера он поставил меня в темный угол, и Грабнер не заметил меня. Из-за своих мягкосердечных фортелей Якоб сам не раз сидел в карцере. То его застукивали, когда он раздавал сигареты, лекарства и одеяла, то он предупреждал нас о доносчиках, то приносил еду заключенным в стоячий карцер, то передавал сообщения от товарищей. Не раз ему приходилось замещать палача. Во время одного повешения оборвалась веревка, и Якоб решил, что эсэсовцы, по якобы принятому в Средневековье обычаю, подарят жизнь спасенному. Но жертву повесили вторично. В тот раз Якоб очень долго сидел в карцере, его самого едва не повесили. Но он представлял слишком большую ценность для эсэсовцев. Имея доступ ко всем складам, он снабжал их всем необходимым.
Якоб. Якоб Козельчук. И Руди Фримель. Бургер, Весели. Оба поляка. Легко могу себе представить, что он нарушил приказ и сразу же дал им возможность переговорить друг с другом. Так они могли согласовать свои показания. Доподлинно известно, что все пятеро посылали через Якоба весточки из карцера, и не только членам боевой группы. Думаю, что все тот же Хёльблингер доставлял их почту в Вену. От Весели пришло по крайней мере одно письмо его матери и одно его подруге в Биркенау. В последнем он благодарит ее за теплые носки и свитер, которые ей удалось тайком переслать ему в карцер. Без Якоба это было бы невозможно.
Наши взгляды украдкой, в сторону карцера, в сторону лагерного плаца. Там возводится виселица, потом демонтируется и убирается, когда из Берлина приходит указание приостановить вынесение приговора и продолжить расследование. Там же ее ставят во второй раз и снова убирают. Мощные удары молотков, беззвучные в моих ушах. Эта тишина вокруг, это молчание, это вслушивание и ожидание чего-то, что не приходит, эта тишина, разрывающая тишину.
28.X.44. — Дорогая Марга, мои опасения подтвердились: я в карцере. Не знаю, получишь ли ты когда-нибудь это письмо, тем не менее пишу тебе, для меня это сейчас огромное облегчение. Надеюсь, все закончится хорошо! Вчера несколько товарищей хотели бежать. Их схватили из-за предательства одного солдата. Сразу же после этого забрали Людвига и меня. Первый, самый страшный допрос уже позади. Если так будет продолжаться, мне придется покончить с собой. Пока у нас двое погибших.
1. XI. — Сегодня допрос продолжился, на этот раз было не так ужасно. Людвиг вне опасности. Они его не очень били. Мое впечатление: все выглядит немного лучше, но пока неясно, выживу ли я. У нас уже трое умерших. Сегодня во второй половине дня они заперли нас в камере, пока нас еще пятеро — все, кто остался.