Так ты же праведник, а я кто против тебя? Букашка, ничтожество. Жалко себя, плачу, как больная, никогда больше не увижу, не услышу, не прикоснусь, не будет ничего больше: ни руки, ни улыбки, ни дождя, ни листьев, ни черной шапочки над глазами моими любимыми, ни счастья земного. Не заслужила, поделом тебе. Жалуйся теперь маме, Стеше, кому угодно, бесполезно. Впереди только Бог и могила, только постоянный выбор, только грехи, грехи ежедневные, ежесекундные, новые, старые, нет избавления от них, как моль по весне: лезут из всех щелей и убивают надежду на спасение.
Я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха расподающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога
Это о Христе. Иов не знал еще Христа, но веровал в грядущего Спасителя. И ради одной этой веры готов был страдать. А я — знаю, и что же? Выходит — не верую? Не верую в Христа?
Я новую жизнь хочу начать, без Сенцова, вообще память о нем истребить. Проснуться однажды и не помнить даже, что был такой в моей жизни. А как, Господи, как? Ведь он в поры мои, в каждую клеточку въелся, внедрился. Знаю, надо становиться другим человеком. Осудить эту любовь и молиться, чтобы отняли. Дальше постараться любить Андрея, благо он теперь стал верующим, и жить с ним, если Богу угодно. Он же все-таки венчаный супруг. Хватит своеволия, пора начинать веровать. А праведный Иов? Что сделал с ним Господь за его дерзость, за его ропот, проклятия и протест самому себе. Он его оправдал, дал ему новый дом и богатства, жену и детей и прославил его, как святого. Потому что Иов говорил от сердца, откровенно, совершенно чистую правду, ибо он не умел лицемерить, да и страдал уж слишком сильно, не до кокетства тут. Вот это чистая правда. Она-то, в конечном счете, и оправдала Иова перед лицом Бога.
Господи, оправдай и меня.
Эпилог
Простите, друзья мои, что повесть я, поначалу обещавшую быть легким утешительным чтивом, неожиданно, поверьте, и для меня тоже, смодулировала в богословскую притчу. Форма любого произведения — это, как известно, процесс, а не формочка для выпечки кексов, ни я ее придумываю, она сама ведет меня за собой. Не правда ли, так получается и в жизни. И она, наша жизнь, из непритязательного статуса обычного существования вдруг вырывается в высокий ранг бытия. Слава Богу, такое еще бывает. И даже в приснопоминаемой флебологии, науке о кровеносных сосудах, периодически отмечаются чудесные случаи, когда полностью блокированная и запломбированная вена через много лет вдруг оживает, и по ней опять начинает струиться живая горячая кровь.
А что же наша Арина? Что сделал с ней Господь за ее требования, претензии, рыдания и недоверие к Богу? Конечно, вы все знаете сами. Он ее оправдал.
Она жила с мужем и детьми, пока тот окончательно не уверился в своем ином предназначении, тогда они попросили друг у друга прощение и Андрей уехал на Валаам, чтобы стать иноком. Говорят, что даже из лютых грешников иногда получаются великие подвижники.
Через два года Сенцов вернулся из Германии и, собравшись с духом позвонил Арине.
— Вам, случайно, не требуется молодой, одинокий флеболог со знанием немецкого и шрамом на сердце?