Анатолий уже надел фуражку, когда из комнаты донесся ее голос:
— Толя! Зайди-ка, я тебе чего скажу.
Анатолий вошел и встретил ее осуждающий взгляд.
— И тебе не совестно, — ревнивым шепотом заговорила она, — пока меня не было, с мамой сидел, с этим дедом сидел, а со мной?
— Антоша, поверь, нет времени. Очень нужно домой.
— А мне поговорить нужно, тоже очень.
— Я завтра забегу. Ты когда придешь?
— Не знаю, когда завтра, мне сегодня нужно.
— Никак не могу, — уже менее решительно повторил Анатолий.
Вошла Ольга Васильевна.
— Толя, тебя человек ждет. Антонина, отпусти его.
Анатолий ласково посмотрел на огорченное лицо Антошки и вышел.
Пока Антошка полоскалась в ванной, а Ольга Васильевна готовила чай, они обменялись обычными словами, не имевшими никакого отношения к Анатолию. Но когда сели за стол друг против друга, Ольга Васильевна через силу заговорила о том, что давно считала нужным выяснить.
— Послушай, дочь, ты плохо ведешь себя по отношению к Толе.
Антошка округлила глаза и рот, изображая крайнюю степень удивления.
— Не дурачься, это очень серьезно, — нахмурившись, сказала Ольга Васильевна. — Ты забываешь, что он тебе не брат. Ты кокетничаешь с ним, как будто чего-то добиваешься от него.
— Моя умная мама, где логика? Если я забываю, что он мне не брат, то почему бы мне с ним не пококетничать?
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.
— А что я, по-твоему, могу от него добиваться?
— Вот я и хочу знать...
— А если я люблю его?
— Не говори глупостей.
— Но я вправду люблю. И он меня любит.
— Ты что... Ты говорила с ним об этом?
— А зачем об этом говорить? Разве я не чувствую?
— Послушай, Антонина. Я говорю очень серьезно. Настолько серьезно, что попрошу Анатолия больше к нам не приходить.
Антошкины глаза испуганно остановились. Она тихо сказала:
— Ты этого не сделаешь.
— Но ты понимаешь, что все это значит? Анатолий женатый человек.
— Подумаешь!
— Не перебивай! И что значит «подумаешь»? Он любит Катю, Катя любит его.
— Не любит он Катю, и ты это прекрасно знаешь. И как он может любить эту куклу? И ноги у нее как палки и глаза бараньи. Он просто сам не знает еще, что не любит ее.
— Господи, какая ты еще дура! Пойми, что между тобой и Толей никакой любви нет. У тебя не было братьев, у него — сестер. Вот вы и привязались друг к другу, и никакая это не любовь.
— Нет, любовь.
— Да уверяю тебя, что Толя никогда о тебе как о женщине и не думал.
— Ну и пусть, потом подумает.
Ольга Васильевна рассмеялась.
— Чему ты смеешься? Почему он не может думать обо мне как о женщине? Почему?
Антошка задавала вопросы с обидой в голосе.
— Потому что ты девчонка. Потому что он занят совсем другими мыслями. Потому что ему и в голову не может прийти, что ты собираешься за него замуж.
— А если в голову не приходит, чего ты испугалась? Почему ты не хочешь, чтобы он к нам приходил?
— Я думаю, если он будет бывать у нас реже, то и у тебя дурь скорее пройдет.
— Наоборот! Я сама начну за ним бегать. Я хочу его видеть, можешь ты это понять?
Ольга Васильевна убирала посуду. И походка ее, и каждое движение были заторможены большой усталостью. Антошка вскочила и прижалась к ней.
— Мамочка, ты сама говорила, что он на меня как на женщину не смотрит. Говорила?
— Говорила.
— Пусть так и остается. Обещаю тебе, что сама ему на шею не повешусь и буду ждать, пока он сам скажет.
— Но я не хочу, чтобы ты его до этого довела.
— Не буду доводить. Буду холодна с ним, как заливной судак. Ты довольна?
В глазах Антошки двумя выпуклыми чечевичками блестели слезы. Ольга Васильевна утопила пальцы в ее густых волосах.
— Девочка моя, пойми ты, что я хочу тебе счастья. Даже если бы он полюбил тебя и развелся, ты не стала бы счастливой.
— Это еще почему?
— Ты думаешь — Кате с ним легко?
— Потому и трудно, что они чужие. А мне будет легко.
Ольга Васильевна отстранилась и ушла в комнату. Щелкнул замочек старенького портфеля, из которого извлекались школьные тетради. Антошка опустила голову на сложенные ладони и старалась плакать так, чтобы не было слышно ни звука.
6
На семейном совете Игоря Сергеевича решили вызвать телеграммой о болезни Гены. На этой формулировке настоял Афанасий Афанасьевич. Таисия Петровна боялась, что такая телеграмма еще больше испугает мужа, чем сообщение об аресте. Но Афанасий Афанасьевич долго, обстоятельно доказывал, что слово «арест» по сути своего страшного смысла может отразиться на служебном положении Игоря. Пришлось согласиться.
Это привело к тому, что Игорь Сергеевич дважды приходил в ярость. В самолете и по дороге с аэродрома он терзал себя предположениями самого мрачного свойства. Гена даже в раннем детстве болел редко и легко. Поэтому Игорь Сергеевич телеграмме не поверил. Он решил, что сын попал под машину, и гадал: погиб или искалечен?