Честно говоря, готовить, пить и влюбляться — это всё, что она умела делать. Наверное, поэтому и работала поваром в одной тихой, просторной и светлой бутербродной, где можно было просто и вкусно пообедать овощным кремовым супом и свежим сэндвичем любого размера, состава и стоимости.
А теперь о нём. Он играл музыку. Играл на нескольких музыкальных инструментах, лучше всего на гитаре, с нею же писал свои тёмно-синие усталые песни. Лицо немного грубое, все черты крупные, по-настоящему мужские. С таким лицом можно было бы прослыть суровым малым, да вот только глаза выдавали его добродушие и простоту. Девушки легко и быстро в него влюблялись, ребята уважали, и на работе к нему прислушивались и ценили. Вообще-то, он — тренер по плаванию.
Дождь умывал поздние цветы на клумбах, возвращая им запылившиеся в период отпусков краски. В Англии очень здорово придумали называть эту пору «индийским летом». Ветви деревьев, тем временем, постепенно немели: листья на них наливались кровью, желтели и отсыхали. Сахарный диабет, гангрена. Может, корешковый синдром. У деревьев это лечится — им повезло.
Сразу же после концерта большая шумная компания переместилась за столики на веранде. Со временем собираться было всё сложнее. Редко удавалось всем вместе одновременно вот так выбираться в город на концерты: тяжело вырваться из липкой паутины рабочего графика. Всем, кроме него, потому как он только и делал, что гулял вечерами напролёт, ведь работал только до обеда.
Это их первое знакомство, и их даже не представили друг другу — имена всплыли сами собой в потоке общения: «Лида, я ТАК рада, что ты сегодня выходная!! У-хуууууу!», «Слушай, Мить, а за сколько ты гитару свою брал?»
За составленными вместе столами они сидели ровно по диагонали друг от друга, отгороженные столбиками пивных бокалов, башенками бутылок кетчупа, островами пиццы, белыми айсбергами в мороженицах, дымящимися вулканами чашек кофе. Их взгляды легко брали все эти препятствия и встречались то на его, то на её половине плоского мира-стола.
— Лида, хочешь, Митя и тебе сделает бесплатный абонемент в бассейн?
— О, нет! Я плавать не умею.
— А он тебя научит! Правда, Мить?
Впереди у них два года дружбы, год молчания, полгода флирта, ухаживаний и переживаний, шесть альбомов музыки, персональные выставки, аборт и путешествия туда, где цветёт северное сияние, а потом ещё Перу, четыре съёмные квартиры, одна сломанная стиральная машина, аппендицит, две аквариумные рыбки и «Ну, хорошо, раз ты так сильно хочешь…» собака, 41 604 чашки кофе, 96 905 её сигарет, четыре месяца криков и страданий, пять лет в Америке, церемонии награждения, ни одной автомобильной аварии, сахарный диабет и утопление. За всем этим не успел научить.
[1]Гаррóта (исп. garrote)—обруч, стягиваемый винтом, орудие варварской пытки, смертной казни путем удушения, применявшееся в средние века в Испании и Португалии.
Заканчивало вечереть — отовсюду на стены и дороги сползала ночь. Ещё один день, как случайный прохожий, не показал лица, обогнал, почти незаметно зацепив плечом. А некоторые и того не ощутили — остались в стороне, закрывшись на замок. Так называемый «санитарный день», что бывает в любом приличном продуктовом магазине. А чем душа не продуктовый магазин? Что-то на витрине, что-то под прилавком, не говоря уже о складах и подсобных помещениях. В них всегда можно втихаря ото всех курить, даже от собственной совести, не смущая здоровье. И сейчас можно было курить, потому что ночь, в силу своих характеристик, превращает всё окружение в сплошное тёмное подсобное помещение, независимо от того, где бы ты ни находился. «Болит? Кýрите? Не курѝте». Пока не болит, курить не страшно. И все думают, что не заболит. Покончим с этим, так же, как и с вечером.
Заканчивало вечереть — отовсюду на стены и дороги сползала ночь. Ещё один день, как случайный прохожий, не показал лица, обогнал, почти незаметно зацепив плечом. А некоторые и того не ощутили — остались в стороне, закрывшись на замок. Так называемый «санитарный день», что бывает в любом приличном продуктовом магазине. А чем душа не продуктовый магазин? Что-то на витрине, что-то под прилавком, не говоря уже о складах и подсобных помещениях. В них всегда можно втихаря ото всех курить, даже от собственной совести, не смущая здоровье. И сейчас можно было курить, потому что ночь, в силу своих характеристик, превращает всё окружение в сплошное тёмное подсобное помещение, независимо от того, где бы ты ни находился. «Болит? Кýрите? Не курѝте». Пока не болит, курить не страшно. И все думают, что не заболит. Покончим с этим, так же, как и с вечером.