Наконец Фредди повернулась к ней, вытирая руки о фартук.
— Я хочу сказать, что очень легко вскружить голову мужчине, когда он всегда рядом и смотрит только на вас. Но так не может продолжаться бесконечно. Я усвоила это из собственного горького опыта: когда я в очередной раз ответила отказом на предложение Аля, он взял да и завербовался на сейнер на Аляске. Я не имела от него вестей целое лето, так что к тому времени, когда он вернулся, я уже была сама не своя. Я даже не стала ждать, пока он снова предложит мне руку и сердце, и заявила, что выйду за него замуж, прежде чем он успел открыть рот. — И Фредди улыбнулась открытой и искренней улыбкой, отчего лицо ее осветилось, а морщинки в уголках глаз стали глубже. — И вот теперь, сорок два года спустя, я могу сказать, что сделала правильный выбор. Долгий и прочный союз может представляться не столь ошеломляющим и привлекательным, как съехать на санках с горы, но зато в результате вы получаете то, что для вас важнее всего.
Керри-Энн улыбнулась в ответ и кивнула. Больше они на эту тему не заговаривали, но она стала чувствовать себя с Фредди легко и просто.
И вот теперь, несколько месяцев спустя, Керри-Энн направлялась в Сент-Луис-Обиспо, чтобы попытаться не ударить в грязь лицом перед судьей, председательствующим при рассмотрении ее дела. Стоял славный майский денек, солнечный, но ветреный, и она ехала с Олли по уже знакомому маршруту, а сестра, Рэндалл и мисс Хони замыкали процессию в «ауди» Рэндалла. Решающее заседание должно было состояться только на следующий день, но Рэндалл любезно предложил им поселиться в отеле «Шератон» недалеко от здания суда, чтобы наутро Керри-Энн была свежей и отдохнувшей.
Той ночью, лежа в постели с Олли, Керри-Энн подумала: «Что ж, по крайней мере, мне не придется сражаться в одиночку». Она вспомнила слова матери Олли и вдруг осознала, что он всегда оказывался рядом с ней в трудную минуту.
— Скажи мне это еще раз, — попросила она.
— Все будет в порядке, — повторил он слова, которые произносил так часто, что они уже превратились в мантру.
— А что, если судья не поймет, что я изменилась?
— Поймет.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты — единственная, кто не замечает этого.
— Неужели это так заметно?
— Угу. — Он придвинулся ближе и куснул ее за мочку уха. — Но не забывай, что я первым полюбил тебя.
Керри-Энн повернула голову, чтобы взглянуть на него. В комнате было темно, и его лицо было почти неразличимо. Она видела лишь блеск его глаз.
— Что ты во мне нашел? — поинтересовалась она.
— Я увидел женщину, которой пришлось нелегко, но которая не опустила руки. Вот за это я и полюбил тебя — за твое упрямство. Ты никогда не сдаешься. И сейчас тоже. Что бы ни случилось завтра. И я знаю, что ты победишь.
— Надеюсь, ты прав. — Тихонько вздохнув, она прильнула к нему.
Они занимались любовью, нежной и страстной одновременно. Олли целовал ее тело, и его легкие поцелуи невесомыми крыльями бабочки порхали над ее кожей. Она научила его сдерживать в постели свою природную пылкость, и сейчас он демонстрировал ей, что хорошо усвоил преподанный ему урок. Она негромко застонала, раскрываясь навстречу ему, черпая удовольствие в ласковой настойчивости его пальцев и прикосновении губ. В ответ она отдавала ему всю себя, гладя и целуя его, принимая его в себя, когда никто из них уже больше не мог сдерживаться. Когда они задвигались в сладком ритме, Керри-Энн вдруг поняла, что ближе него у нее нет никого в целом мире, за исключением Беллы. И, кончив, она испытала невероятную, острую радость, чего у нее никогда не бывало ни с одним из бесчисленных любовников. Она знала, что может быть собой, не притворяться и не стараться удовлетворить ожидания мужчины, издавая соответствующие звуки и мечась под ним на кровати, словно охваченная небывалым экстазом. С Олли она чувствовала себя легко и спокойно, твердо зная, что, когда он рядом, никто не сможет причинить ей зла.
— Как хорошо! — пробормотала она, когда они лежали в объятиях друг друга.
— Хорошо? Ты хочешь сказать, что я не потряс твой мир до основания?
— И это тоже.
— Вот так правильнее, упрямая ты девчонка, потому что у парня тоже есть гордость.
— Особенно у такого жеребца, как ты.
Олли приподнял голову, чтобы взглянуть на нее, и губы его искривились в изумленной улыбке.
— Теперь ты смеешься надо мной?
— Нет, Олли, я никогда не смеялась над тобой. — Она говорила совершенно серьезно, запустив пальцы в его густые волосы, а потом притянула его к себе и поцеловала. — Ты слишком хороший.