— Давай обратимся к четырем основным подозреваемым.
— Аристофана, Диодора и Антемиона никак нельзя назвать жестокими людьми. Аристофан задолжал Аниту кучу денег, целых три тысячи драхм, и тот в последнее время сильно на него давил. Антемион был в ссоре с отцом уже не один год, они даже не разговаривали. Мальчишка приходит к нам не столько развлекаться с гетерами, сколько пить. Он льет в себя вино, словно в бурдюк, пока его держат ноги. А потом засыпает мертвым сном. Анит считал такого сына позором семейства; говорят, он от него отрекся.
— А вот и главный подозреваемый.
— Мы тоже так подумали. Но Антемион был так пьян, что даже головы не мог поднять, не то что совершить убийство.
— Ладно. А что ты можешь сказать о Диодоре?
— Диодор лекарь. Он держит больницу около рыночной площади и, судя по всему, процветает. Человек умный и очень образованный. Впрочем, Тимарета знает его лучше, чем я. Кажется, он был учеником Протагора.
Но по стопам наставника не пошел. Хотя поговорить любит. Женщины сходят по Диодору с ума. Представляешь, он пытался меня соблазнить, пообещав бесплатно удалить больные зубы, пугал страшными болезнями. Давно я так не смеялась. Хотя на самом деле у нашего лекаря нет отбоя от красавиц. Он хорош собой, холост и лучше любого мужа знает, что нравится женщинам. Ты же сознаешь, какую власть имеют над нами врачи. — Аспазия покачала головой и усмехнулась. — Впрочем, в один прекрасный день нашелся охотник пересчитать зубы самому Диодору, и тот сразу потерял интерес к добродетельным женам. В каких отношениях он был с Анитом, неизвестно. Диодор приходит к нам часто, но никогда не задерживается допоздна. Правда, в тот вечер он засиделся. Диодор клянется, что невиновен, Аристофан и Кинезий тоже.
— Следов борьбы в комнате не было, значит, убийца дождался, пока Анит останется один и будет совсем беззащитен, ведь никакой борьбы не было. Это было хорошо продуманное, расчетливое злодейство. Тот, кто его совершил, был отлично осведомлен о порядках в «Милезии». И о привычках Анита.
— И едва ли мог найти для своего черного дела более подходящее место. Анит заснул, лежа на спине. Даже слабая женщина могла вонзить нож в сердце спящему мужчине. Куда труднее скрыться от посторонних глаз в таком месте, как «Милезия». Но пробираться ночью на виллу Анита было бы еще труднее. Не так-то просто проникнуть в дом богача, не поднимая шум. Антемион — настоящий атлет, да и сам Анит мог бы за себя постоять. А в остальное время убитого невозможно было застать врасплох. Он всегда любил шумные компании.
— Иными словами, — подытожил Продик, — подобраться к нему было нелегко.
— Совсем нелегко. Наверное, «Милезия» — единственное место, где убийца смог бы осуществить свой план.
— И все же это очень рискованно. Нельзя быть до конца уверенным, что тебя никто не видел: слишком много народу.
— Наверное, преступник очень сильно ненавидел свою жертву, раз пошел на такой риск, — заметила Аспазия.
— Скорее всего, это месть. Мне показалось, что… — «Что друзья Сократа — стая фанатиков», договорил он про себя.
— Что?
— Что друзья Сократа вполне способны за него расквитаться.
— Не думаю. Чутье мне подсказывает, что нет.
— И все равно это убийство как-то связано с Сократом. Сдается мне, этот след и приведет нас к преступнику.
После завтрака Продик составил план своего расследования: список вопросов, на которые предстояло ответить. Обмакнув заостренную палочку в чернила, софист старательно вывел на листе папируса:
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС: Кто убил Анита?
ОСНОВНЫЕ ГИПОТЕЗЫ: Аристофан. Диодор. Антемион. Необула.
Картина дальнейших действий была вполне ясна: рассматривать четыре гипотезы, исключая подозреваемых, пока убийца не будет обнаружен. Какой подход найти к каждому свидетелю, станет ясно ближе к делу. И все же схема казалась Продику незавершенной. Мало назвать имя преступника. Не менее важно понять его мотивы. Подумав, софист добавил:
ПЕРВЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: За что убили Анита?
ПЯТЬ ГИПОТЕЗ: Месть за Сократа.
Политический заговор (враги демократии). Гнев гетеры (преступление по страсти). Деньги (чтобы не возвращать долг).
Теперь софист остался вполне доволен своей схемой. Но чувство, что он упустил что-то важное, все равно не исчезало. Поразмыслив, Продик снова обмакнул палочку в чернильницу и написал: