— А теперь, Продик, расскажи-ка, чем ты сейчас занимаешься.
— Я пишу о Сократе. Но об этом никому ни слова.
— Положись на меня. Я просто ходячее благоразумие.
Оба в который раз рассмеялись.
— Вы были друзьями? — внезапно спросил софист.
— Ты еще спрашиваешь?
— А ты ведь неплохо по нему прошелся в одной своей вещице.
— Это была просто шутка, — ответил Аристофан. — Друзья для того и существуют, чтоб над ними смеяться. Но в глубине души я всегда знал: это великий человек. Они не успокоились, пока не убили его. В конце концов! — Он с силой стукнул кулаком по колену. — Ну ничего, в Аиде всем найдется место. За Аид!
Собеседники сдвинули кубки и выпили, хотя упоминание Аида отнюдь не прибавило Продику хорошего настроения. При взгляде на огромные уши Аристофана ему в голову пришла абсурдная мысль о том, что преисподняя наверняка похожа на огромную глубокую воронку, до дна которой долетает каждый звук из мира живых.
По странному совпадению, комедиограф вновь за говорил о весьма интересных для Продика вещах. Он посоветовал гостю поскорее посетить «Милезию» до того, как ее закроют.
— А почем ты знаешь, что я не сделал этого до сих пор?
— Мы бы там встретились, — заявил комедиограф, — я ни одного вечера не пропускаю.
— Стало быть, ты сможешь порекомендовать мне гетеру.
Польщенный Аристофан обнажил в ухмылке ярко-красные, как у молодого жеребца, десны.
— Разумеется, Необулу! Она хоть и постарше остальных, но равных ей нет, можешь мне поверить.
— Теперь припоминаю: я о ней где-то слышал. У нее еще есть подруга, которая разливает вино, как же ее?..
— Эвтила? Едва ли она хорошо отзывалась о Необуле.
— Не слишком, по правде говоря.
— Они не ладят. На самом деле Необула ни с кем не ладит. Ей все завидуют. Она зарабатывает больше всех, потому что умеет больше других.
— Значит, у нее нет подруг? А как же Хлаис?
— Разве что Аспазия — Необула приносит ей много денег. Хотя едва ли они питают друг к другу особую нежность. Забавное это место, «Милезия»; всеобщая ненависть, соперничество, склоки. Отличная тема для комедии, не находишь? А что происходит потом, когда довольные мужья возвращаются к своим разгневанным женам? Такая пьеса определенно имела бы успех. Но у меня обязательства перед Аспазией.
Продик хотел было что-то спросить, но тут во дворике появился перепуганный Ксант с криком:
— Господин, идут!
— Кто идет?
— Хозяин дома, мой господин! Хозяин и с ним еще люди, у всех дубинки! Они не с добром пришли!
— Так обеспечим им достойный прием! — взревел Аристофан. И, схватив свою палку, ринулся к выходу. Раб бросился за ним, хватая комедиографа за складки хитона:
— Господин, не надо! Берегись!
В первый момент Продик растерялся, но потом все же бросился за Аристофаном, заклиная его проявить благоразумие. Не лучше ли попробовать договориться?
— Договориться? — взревел комедиограф.
В проломе двери появилась чья-то физиономия. Дыра, в которую она просунулась, была столь узкой, что человек едва мог открыть рот. Аристофан замахнулся на пришельца палкой; удара не последовало, однако нарушитель спокойствия резко дернулся, из носа у него хлынула кровь. Воодушевленный успехом комедиограф крикнул, что так будет с каждым, кто посмеет сунуться на виллу.
— Никакой пощады! — орал он что есть мочи, сопровождая крики мощными ударами по хлипким доскам.
Софист решил, что пора убираться подобру-поздорову. Но прежде чем спасать собственную шкуру, следовало позаботиться о бесценных рукописях, которые могли пострадать в предстоящей свалке. Метнувшись в комнату, Продик стал лихорадочно подбирать с пола первые попавшиеся свитки и запихивать их в пустую холщовую торбу. Рукописи валялись повсюду, на полу и на столе, по углам и под ложем, в полном беспорядке, и понять, какие представляют ценность, было совершенно невозможно. Со двора доносились громкие вопли. Сначала противники обменивались оскорблениями; комедиограф явно собирался защищать вход при помощи палки, камней и кулаков до последнего зуба во рту. Внезапно на жалкую дверь обрушился целый град страшных ударов, послышался громкий треск, рев комедиографа и испуганный крик Ксанта. Продик уже успел набить торбу свитками и поспешил по длинному коридору навстречу шуму битвы. Меж тем, враги Аристофана уже ворвались во двор. Комедиограф с проклятьями отступал назад, продолжая размахивать палкой; неловким ударом он проломил в заборе огромную дыру и, не удержав равновесия, шлепнулся на землю. Перепуганный Продик едва успел отскочить в сторону.