— Я часто сопровождал отца на встречи со скотоводами и скорняками, и они всегда говорили только о делах.
— Это вполне естественно, о чем же еще говорить тем, кто занимается кожевенным ремеслом. Лучше ответь мне, что значит торговать?
— Получать выгоду от продажи и покупки.
— То есть выгода состоит в том, чтобы скопить побольше денег?
— По словам отца, суть торговли состоит в том, чтобы обманывать других. — Антемион помолчал. — Знаешь? У него нет друзей, хотя он всегда окружен людьми. Должно быть, их привлекают деньги.
— Значит, тебе нравится общаться с людьми, но не так, как твой отец. Я правильно понимаю?
— Совершенно точно, Сократ. Мне хотелось бы выбрать путь, который позволит быть открытым и искренним.
— С какими людьми? Например, с неотесанным деревенским пастухом, который в жизни не слыхивал ни об Эсхиле[47], ни о Софокле? — усмехнулся Сократ.
— Пускай пастух не слышал ни об Эсхиле, ни о Софокле, но с ним будет интересно поговорить о козах, — шутливо заметил Антемион.
— Безусловно, — мягко сказал Сократ, — но не о театре. Впрочем, на пути, который выбрал твой отец, тебя наверняка ждет немало полезных и приятных вещей.
— Едва ли. Теперь я ясно вижу, что соглашаться не надо.
— Допустим, но не будем торопиться с выводами. Мы еще не рассмотрели все твои желания и не выбрали самые достойные. Или ты уже сейчас точно знаешь, что ни в коем случае не станешь работать с отцом?
— Не знаю… — В голосе Антемиона появились тревожные нотки. — Размышляя об этом, я отчего-то не чувствую ни покоя, ни уверенности.
— Я так и подумал. Но мы должны найти причину, — ответил Сократ.
— Уж точно не потому, что боюсь разочаровать его, — усмехнулся юноша. — Теперь я вижу, что отец не имеет на меня никаких прав. Я не чувствую себя обязанным ему.
— И что же тебя в таком случае беспокоит?
— Кажется, я совсем запутался, — пробормотал Антемион.
— Не спеши. Пока нам удалось выяснить, что, хотя твои желания полностью противоположны устремлениям отца, ты вовсе не уверен, что не хочешь продолжать его дело. Когда мы поймем, что заставляет тебя чувствовать именно так, правильное решение придет само.
— Я боюсь — боюсь, сам не зная чего.
Последние слова Антемион произнес робко, растерянно. Сократ положил руку на плечо юноше и ободряюще улыбнулся.
— Ты молод, друг мой, но смел и силен. Поверь мне, тот, кто испытывает безотчетный страх, знает, чего боится, но не хочет признаться в этом самому себе. Ответ лежит на дне твоей души — наберись смелости и загляни туда.
— Помоги же мне.
— Правда в том, что ты прекрасно понимаешь, насколько выгодно отцовское дело. Потому и колеблешься.
— Но ведь мы не нашли никакой выгоды. Сократ исподлобья испытующе смотрел на молодого человека.
— Тебе нравится дом, в котором ты живешь? Антемион немного подумал.
— Там очень уютно, — признал он наконец.
— Опиши мне его. Это нам поможет.
— Там просторно, светло и тихо. Во дворе конюшня с добрыми лошадьми. Я обожаю скакать верхом по тенистым дубравам. Двор такой широкий, что в нем можно упражняться в стрельбе из лука. На обеду нас часто бывает свежая дичь и превосходное вино. Я тренируюсь, сколько хочу, мне делают отменный массаж. У нас собственный колодец, так что нет нужды таскать воду издалека. В общем, мне в этом доме все нравится, кроме того, что он принадлежит отцу.
— Надо сказать, немногие жители Афин могут позволить себе столь роскошное жилье.
— Немногие.
— А что если ты его утратишь? Сильно огорчишься?
— Откровенно говоря, да. — Едва юноша произнес и осознал это, его щеки залила краска стыда.
— А что плохого в достойной скромной жизни, без излишеств?
В этом вопросе скрывался какой-то подвох. Антемион, как ни старался, не мог угадать, что хочет услышать философ. Пришлось искать ответ в собственном сердце.
— Пожалуй, нет, Сократ. Но в достатке и роскоши тоже нет ничего плохого.
— Вопрос о том, что в нашей жизни имеет истинную ценность, слишком глубок и сложен, за один вечер нам его не решить, верно?
— Ты прав, Сократ.
— Ты говоришь, что богатство не имеет для тебя особого значения, однако страх потерять его мешает тебе понять собственное призвание.
Антемион молчал. Сократ не торопил юношу с ответом. Когда молодой человек уже собирался нарушить молчание, улицу внезапно огласил душераздирающий ослиный рев. Переждав несколько мгновений, Антемион признался, что стал куда лучше понимать самого себя.
— Ну что ж, — произнес Сократ, останавливаясь на перекрестке, — мы на распутье, и выбрать правильную дорогу будет непросто. Давай-ка остановимся на этом, чтобы ты мог хорошенько обдумать наш разговор, а потом продолжим.