Продик не спешил с расследованием. Он кропотливо составлял описание событий, о которых поведала Аспазия. Софист пытался проследить шаг за шагом последние мгновения жизни Анита от появления в «Милезии», до того момента, как ему, мертвецки пьяному, вонзили в сердце нож. Он тщетно пытался угадать, кого видел убитый в последние мгновения своей жизни, что за видение навек застыло в его зрачках.
Продик успел побеседовать с привратником Филиппом. Это был смуглый, мускулистый человек, закаленный в бесчисленных драках. Филипп никогда не стеснялся вмешаться, если между гостями разгоралась ссора; ему не раз приходилось усмирять задир, а порой и выбрасывать их вон. Расправа привратника с наглецами была у завсегдатаев дома свиданий излюбленным зрелищем. Если один из гостей начинал скандалить, остальные корчили страшные рожи и шипели, сдерживая смех: «Гляди, Филипп идет!» Иногда, желая повеселиться, гости затевали шутливую драку, чтобы атлет появился в зале и под общий хохот схватил зачинщиков. Филипп нисколько не обижался, и сам не прочь был повеселиться. Этот гигант был простодушен, но не настолько, чтобы не отличать настоящую ссору от невинной забавы. В таких случаях он сурово хмурил брови и качал головой, словно предупреждая шутников, что, если им угодно продолжать в том же духе, он вполне может принять их склоку всерьез и выгнать бунтовщиков за порог. Весельчаки предпочитали верить ему на слово и расходились, но кто-нибудь нет-нет, да и повторял, заливаясь смехом: «Глядите! Филипп идет!»
Филипп был из породы добродушных здоровяков, неспособных использовать свою силу во зло. Гетеры все время заигрывали с привратником, называли его своим маленьким силачом, и Филипп был на седьмом небе от счастья. Привратник всегда держал при себе покрытую воском дощечку, на которую он скрупулезно наносил имена вновь прибывших гостей. Когда-то сама Аспазия выучила его читать и писать. Показания Филиппа значили очень много: только он точно знал, кто оставался в «Милезии» в момент убийства. На следующий день Продик поговорил с Тимаретой, Хлаис и служанкой Эвтилой, но все они были вне подозрения.
Расспрашивая свидетелей, Продик старался выяснить, что делали в предутренние часы остававшиеся в доме свиданий гости и гетеры, проверить алиби и выявить противоречия. Сопоставив показания, он сумел составить приблизительное представление о том, что творилось тогда в «Милезии». Анит с Необулой удалились в дальнюю комнату, которую Продик называл про себя «покоями смерти». После Необула зашла в женскую ванную. Это могла подтвердить Эвтила: Необула столкнулась с ней на пороге и приказала отнести Аниту вина. Правда, Аспазия ничего такого не помнила. Эвтила замешкалась у дверей и точно видела, что Необула вошла внутрь. С этого момента гетера все время оставалась на виду. В ванной была только одна дверь, и проникнуть оттуда в покои смерти не было никакой возможности. Служанка налила вина и так уже хмельному и сонному Аниту и тут же вышла из комнаты. Тем временем, Хлаис, намиловавшись с Диодором, тоже отправилась мыться. Женщины перекинулись парой слов, Необула вымылась первой и вскоре покинула ванную. По словам Эвтилы, гетера не спеша собралась и отправилась домой, немного поболтав у входа с Филиппом.
Другими словами, оставив Анита в покоях смерти, живым, как уверяла Эвтила, — Необула больше туда не возвращалась и все время была на виду. Означало ли это, что и она была вне подозрений?
Этот вопрос повлек за собой целых два других: нет ли у Эвтилы и гетер причин покрывать Необулу? И что скажет Аспазия, если узнает, что он подозревает одну из ее воспитанниц? Чтобы ответить на первый вопрос, нужно было расспросить кого-нибудь со стороны — например, завсегдатая «Милезии».
В момент убийства в доме свиданий оставались четверо: Диодор, Аристофан, Кинезий и сын убитого Антеми-он, который спал в главном зале беспробудным пьяным сном. Впрочем, Кинезия смело можно было исключить из списка подозреваемых: Эвтила видела, как он уходил в сопровождении Тимареты. Некоторое время Кинезий и девушка шли рука об руку, потом отправились в разные стороны.
У Диодора и Аристофана никакого алиби не было. Оба могли незаметно пробраться в покои смерти. По словам Диодора, выйдя от гетеры, он скрылся в мужской ванной (хотя свидетелей этого не нашлось). Аристофан утверждал, что много выпил и не помнил, где именно находился в момент убийства, к тому же вино связало комедиографу ноги, и он едва ли мог самостоятельно добраться до отдаленных покоев.