— Так обеспечим им достойный прием! — взревел Аристофан. И, схватив свою палку, ринулся к выходу. Раб бросился за ним, хватая комедиографа за складки хитона:
— Господин, не надо! Берегись!
В первый момент Продик растерялся, но потом все же бросился за Аристофаном, заклиная его проявить благоразумие. Не лучше ли попробовать договориться?
— Договориться? — взревел комедиограф.
В проломе двери появилась чья-то физиономия. Дыра, в которую она просунулась, была столь узкой, что человек едва мог открыть рот. Аристофан замахнулся на пришельца палкой; удара не последовало, однако нарушитель спокойствия резко дернулся, из носа у него хлынула кровь. Воодушевленный успехом комедиограф крикнул, что так будет с каждым, кто посмеет сунуться на виллу.
— Никакой пощады! — орал он что есть мочи, сопровождая крики мощными ударами по хлипким доскам.
Софист решил, что пора убираться подобру-поздорову. Но прежде чем спасать собственную шкуру, следовало позаботиться о бесценных рукописях, которые могли пострадать в предстоящей свалке. Метнувшись в комнату, Продик стал лихорадочно подбирать с пола первые попавшиеся свитки и запихивать их в пустую холщовую торбу. Рукописи валялись повсюду, на полу и на столе, по углам и под ложем, в полном беспорядке, и понять, какие представляют ценность, было совершенно невозможно. Со двора доносились громкие вопли. Сначала противники обменивались оскорблениями; комедиограф явно собирался защищать вход при помощи палки, камней и кулаков до последнего зуба во рту. Внезапно на жалкую дверь обрушился целый град страшных ударов, послышался громкий треск, рев комедиографа и испуганный крик Ксанта. Продик уже успел набить торбу свитками и поспешил по длинному коридору навстречу шуму битвы. Меж тем, враги Аристофана уже ворвались во двор. Комедиограф с проклятьями отступал назад, продолжая размахивать палкой; неловким ударом он проломил в заборе огромную дыру и, не удержав равновесия, шлепнулся на землю. Перепуганный Продик едва успел отскочить в сторону.
Аристофан с усилием поднялся на ноги — грязный, обезумевший от ярости, с налитыми кровью глазами. Он тут же схватил палку и снова ринулся в бой. В небо взвились облака пыли. Противники катались по земле, стараясь перегрызть друг другу глотки. Ксант с жалобными стенаниями метался по двору, не решаясь разнять дерущихся. Раздался жуткий, глухой удар. Отчаянный вопль раба подсказал Продику, кто вышел из схватки победителем. Комедиограф, отплевываясь и кашляя, барахтался в пыли, пока двое молодчиков не поставили его на ноги. Хозяин виллы приказал связать должника. Клубы пыли успели рассеяться, и софист увидел, как его приятеля скрутили по рукам и ногам и швырнули в повозку, будто мешок с зерном. Аристофан звучно плюхнулся на дощатое дно и затих: то ли притаился, то ли потерял сознание. Хозяин исподлобья поглядел на Продика, словно прикидывая, не прихватить ли и его за компанию. Софист предостерегающе поднял руку и начал отступать назад. Молодчики вскочили в повозку и принялись жестоко нахлестывать ни в чем не повинных ослов. Аристофана увезли. Раб семенил за повозкой, как верный пес, причитая и заламывая руки.
ГЛАВА XXIII
Дверь больницы украшала огромная надпись:
Плата за удаление зубов: безболезненное — 20 драхм, болезненное — 200 драхм.
Продик улыбнулся находчивости лекаря и толкнул дверь.
Ученик Протагора как раз пытался вырвать зуб у примостившегося на неудобном стуле из ивовых прутьев старика, а тот плавно мотал головой из стороны в сторону, словно старался получше рассмотреть потолок. Внезапно пациент громко застонал, и лекарь в ярости топнул ногой:
— Ах, тебе больно! Придется взять с тебя двести драхм!
Старик промычал что-то нечленораздельное, что при желании можно было расслышать как «мне не больно».
— А раз не больно, прекрати вырываться. Лекарь возобновил операцию, а его пациент продолжал извиваться, словно уж, не издавая ни звука.
Сын старика, сидевший на скамейке у входа, с тревогой наблюдал за операцией. Продик угадал в нем аристократа по благородным складкам пурпурной хламиды и сандалиям из мягкой кожи. Молодой человек и лекарь вели разговор о политике, который больше походил на горестный монолог аристократа.
— Заговор против демократии? — разглагольствовал он. — Да наши демократические правители сами плетут заговор против нас! Отбирают у нас деньги и имущество, чтобы наполнить разоренную казну. Они думают, мы золотоносная шахта, из которой можно черпать, сколько вздумается. Кому, по-твоему, пришлось платить за их поражение? Законы никого не защищают. Нас обирают до нитки и еще хотят, чтоб мы верили в демократию.