— Кротами? Я, помнится, писал о зорких орлах, — возмутился Аристофан.
Пришлось комедиографу заплатить пятьсот драхм, которые он задолжал хозяину виллы, и еще семьсот в придачу — за оскорбление суда.
Аристофан был окончательно и бесповоротно разорен. Из всего имущества у него остался один-единственный раб. Поразмыслив Аристофан решил дать Ксанту свободу: пусть отправляется на все четыре стороны искать себе нового хозяина. Преданный Ксант ответил, что не подчинится, даже если господин прикажет ему уйти.
— Тогда придется высечь тебя за неповиновение. Ксант молча снял тунику и приготовился принять наказание. Вид тщедушного, костлявого тела отнюдь не прибавил комедиографу кровожадности.
— А где я возьму двадцать драхм на кнут? — возмутился Аристофан. — У меня нет денег даже на то, чтобы наказать дерзкого раба. Давай-ка прикрой задницу и ступай раздобудь чего-нибудь съестного, только подешевле.
Ксант отряхнулся и вздохнул с облегчением: лучшего он и пожелать не мог.
Аристофан влез в долги, но денег хватило лишь на то, чтобы заплатить прежним кредиторам и снять ветхую лачугу в квартале Горшечников, среди грязных трущоб и дешевых борделей, посещать которые комедиографу совсем не хотелось. Улочка за его окном больше напоминала помойку, а сразу за домом начинался огромный пустырь, где среди репейника и чертополоха сиротливо торчали могильные камни. Вид окрестностей навевал на сочинителя тоску.
Друзья, как могли, старались поддержать комедиографа. Аристофана все любили, а попадаться к нему на язык никому не хотелось.
Несмотря на дружеские пожертвования, денег Аристофану вечно не хватало. Чтобы снять более достойное жилье, ему пришлось впервые в жизни отправиться к ростовщику. Представителям этой породы доставалось от комедиографа особенно часто. В Афинах не осталось ни одного жалкого менялы, который не точил бы на него зуб.
Городские ростовщики, наслышанные о несчастьях Аристофана, начиная от побоища на вилле и кончая катастрофой в суде, поджидали комедиографа с распростертыми объятиями, припрятав за пазухой увесистые камни. Они услужливо предлагали сочинителю вина, смеялись над удачными шутками из его последних пьес и наперебой предлагали свои услуги. Им не терпелось упиться несчастьем ближнего и насладиться властью над ним. Почтенные старцы, повидавшие на своем веку немало чужих горестей, прежде и мечтать не могли о такой удаче: прославленный Аристофан стучал в их двери, моля о помощи. Для комедиографа просить денег, особенно в рост, было страшным унижением. Обходя ростовщиков, он пускал в ход все свое обаяние и подолгу рассказывал о новой, почти завершенной комедии, которая непременно будет иметь успех и принесет баснословную прибыль. Заимодавцы рассыпались в поздравлениях и пожеланиях удачи, стараясь поскорее выпроводить настырного гостя ни с чем. Аристофан умолял уделить ему еще пару минут, а ростовщик подливал вина. Комедиограф принимался рассуждать о достоинствах нового жилья. Между прочим он упоминал, что присмотрел прелестную виллу в богатом квартале Эскамбониды. Затем следовало описание крепких стен, портиков, колоннад, огромных залов, уютных и светлых комнат, высоких потолков, внутренних двориков, купален, кухонь, кладовых, винных погребов и просторных помещений для прислуги. Чудесные виды, открывавшиеся из окон, были призваны дарить сочинителю вдохновение. В квартале имелся не только источник с чистейшей питьевой водой, но и специальные стоки для помоев. Такая вилла, вне всякого сомнения, была достойна великого комедиографа, но — вот беда! — стоила дороговато. Завершив свой монолог, Аристофан делал паузу, давая ростовщику возможность произнести реплику. Тот молчал, и комедиограф с печальным вздохом объявлял, что окна этого жилища богов выходят на юг. И он уже выбрал мебель и ковры, чтобы украсить комнаты. Ведь кроме таланта к сочинительству, природа наградила его недюжинными способностями декоратора. Ростовщик почтительно слушал, не переставая лихорадочно подсчитывать в уме. Наконец Аристофан называл совершенно невероятную сумму и замолкал, ожидая ответа, словно раската грома после молнии Зевса. Заимодавец кисло улыбался, заверяя просителя, что его просьбу никак нельзя назвать невыполнимой. Чуть позже, убедившись, что жертва проглотила наживку и попалась на крючок, он сообщал, что, к обоюдной выгоде, выплату долга следует производить каждый месяц. Потрясенный комедиограф принимался торговаться, но ростовщик был непреклонен: плата каждый месяц, и дело с концом. Если Аристофан вновь принимался расхваливать ненаписанную комедию, заимодавец ласково предлагал ему снять до поры до времени жилье попроще.