Этой же ночью двое друзей не позаботились даже о том, чтобы сойти в сторону с тропинки или укрыться за надежной спиной какого-нибудь валуна, – Федор и Сеня уснули прямо там, где присели на землю, когда их застала темнота. Их пятки сверкали в лунном свете, представляя собой неплохой ориентир для пары голодных глаз, наблюдавших за карапузами из темноты.
Впрочем, этого ночного «гостя» собственная конспирация тоже не слишком заботила. Его сдавленное шипение давно привлекло бы чужое внимание, если бы не фантастическая беспечность карапузов. «Гость», зашедший на карапузов со стороны склона, подбирался к ним все ближе и ближе, не переставая сыпать проклятиями:
– Дети – цветы жизни… Ворье, блин, растет! – Он помахал тощим кулаком чуть не перед самым носом своих жертв.
– Спрячь под трусами колечко с цепями… выкраду вместе с трусами! Спят, ворюги мерзкие. Спите, спите, – он практически навис над двумя карапузами, сладостно перебирая в уме возможные варианты жестокой мести: – Щас узнаете, как чужие пещерки обносить! – В этот самый момент он оступился и, стараясь сохранить равновесие, неуклюже оперся рукой прямо на голову одного из карапузов.
Тот подскочил как ужаленный, попутно подняв на ноги и своего спутника. Кошмарная морда, глядевшая на них из темноты, возможно, и произвела бы впечатление на карапузов, случись эта встреча буквально парой месяцев раньше, но сейчас сладкая парочка принялась мутузить свалившегося им на головы хмыря с таким воодушевлением, что оставалось только удивляться их комсомольскому задору. Периодически налетчику удавалось от души врезать то одному, то другому карапузу, но постепенно силы покидали его. До поры до времени его спасала удивительная изворотливость, но постепенно молодость взяла верх над неправильным образом жизни – приперев ночного гостя к стенке, Сеня удовлетворенно хмыкнул:
– Это че, Федор, местные, что ли?
– Да не, Сень, ты же знаешь, местные по одному не ходят. Нет, брат, это совсем другой фрукт! Довелось нам, Сеня, поручкаться с самим Голым!
Он от всего сердца пнул неприятелю коленом промеж ног, а Сеня не преминул пожаловаться:
– Он меня трогал за всякое, гад такой! Федор только усмехнулся в ответ и, наклонившись к поверженному, посоветовал:
– Тебе, мил человек, в метро надо промышлять, в час пик! Там выбор больше, а риску меньше, поверь моему опыту!!!
Он еще раз «для острастки» пнул скорчившегося на земле хмыря и скомандовал Сене:
– Вяжи его, с собой потащим. За языка нынче хорошую награду дают!!!
Сеня, который с детства не мог справиться даже со шнурками, весьма своеобразно представлял себе процесс «вязки языка». Руки пленного были перетянуты за спиной его собственными трусами, а самого хмыря Сеня тянул за собой, привязав поводок к причинному месту несчастного и не забывая время от времени поддергивать бечеву, отчего Голый принимался орать благим матом:
– Отдайте шмотки, волки! Хоть трусы верните, дайте срам прикрыть!
Сеня, внезапно выдвинувшийся в какие-никакие начальники, пребывал в прекрасном расположении духа и потому был особенно разговорчив:
– Заткнись! Ты и без трусов неплохо смотришься. Твоя фамилия Голый.
Он похлопал Федора по плечу, стараясь привлечь внимание приятеля к собственному красноречию:
– Здорово я его приколол, а?
Ковылявший позади Голый пытался не допустить натягивания бечевы, из последних сил стараясь выдерживать темп марша, заданный карапузами, но, поскольку Сеня давно смекнул, что к чему, то притормаживая, то переходя на бег, – удавалось это пленнику редко, поэтому он не прекращал верещать:
– Вы жалкие, ничтожные личности!
Не вытерпев, Сеня остановился и принялся шустро сматывать веревку – Голый потрусил ему навстречу, рухнув прямо у ног своего мучителя. Карапуз наклонился над ним и прошипел:
– Сейчас я тебя буду бить.
Смотревший на все это со стороны Федор задумчиво произнес:
– Возможно, даже ногами.
Однако, еще раз окинув взглядом жалкое тело пленного, он покачал головой:
– Нет, бить нельзя, Пендальф не велел. Моментально почувствовавший слабину Голый принялся верещать пуще прежнего:
– Я бывший депутат Государственной думы, верните кольцо. Я старый, больной человек. Я три года не был в бане. Меня девчонки не любят, отдайте кольцо!
Федор все еще пребывал в состоянии странной задумчивости – он снова покачал головой и произнес:
– С кольцом ты им тоже на фиг не нужен.
Голому было не до чувства собственного достоинства, поэтому он не стал спорить и решил немного сменить курс:
– Вы еще не знаете, кем был Голый до революции! Поезжайте в Мордовию и спросите.
Сеня презрительно сморщился в ответ:
– Ну и кем, интересно, был Голый до революции?
Голый, окончательно уверившись, что с ним ведут игру в «плохого-хорошего» полицейского, и, кроме того, давно врубившись, кто тут «главный», принялся лебезить перед Федором:
– Нет, вы поезжайте и спросите. Голый был интеллигентом.
Сеня тоже смекнул, что дело пахнет керосином, и попытался было вернуть утраченную инициативу, а заодно постарался не подпустить Голого близко к Федору, рванув веревку с такой силой, что пленник юлой завертелся от боли:
– Врешь, гад! Стоять, кому сказано!
Федор перехватил бечеву из рук приятеля, резко оттолкнув его самого:
– Убьешь! Сеня!
– Какой он интеллигент, Федор? Ты на руки его посмотри! У настоящих интеллигентов ногти крашеные! – все еще пытался сопротивляться Сеня, но Федор уже направился к лежащему в пыли Голому.
– Так ты, говоришь, коренной мордовец? – Да!
– Веревка не жмет?
В глазах Голого надежда переросла в уверенность – его ставка сыграла на все сто:
– Есть децл.
Федор бросил пленнику второй конец веревки и, выпрямившись, отчеканил:
– Значит, так, мордва, поведешь нас на свою малую родину.
Два раза повторять Голому не пришлось – взяв с места в карьер, освобожденный хмырь понесся по тропе так, словно всю жизнь водил пешие экскурсии в Мордовию.
В доброй сотне верст к югу пробирался через скалистое ущелье передовой отряд урок – тех самых, что неделю назад завалили Баралгина и захватили в плен Чука и Гека.
В плотном строю марширующих с трудом можно было различить двух карапузов, болтающихся за спинами бойцов, – от идеи заставить двух малахольных друзей идти свои ходом слишком быстро пришлось отказаться – те не выдерживали заданного темпа на марше. Поэтому, весьма комфортно расположившись на закорках у своих «извозчиков», двое карапузов очень быстро потеряли нюх, как в прямом (вонь, исходившая от взмыленных урок, была просто запредельной), так и в переносном смысле – одуревший от жары и тряски по бездорожью, Гек принялся издеваться над урками:
– Шире шаг! Жми, залетные!
В этот момент колонна резко остановилась, и Гек, по инерции ткнувшийся в спину своему носильщику, пребольно ударился лбом об его каску. Где-то впереди шло короткое совещание командного состава. Чук прислушался – кажется, разговаривали на «великом и могучем „командирском"», с которым он был немного знаком – правда, исключительно по словарику:
– Старшой, «женщина легкого поведения», в натуре! Пацаны говорят – «устали совершать действия сексуального плана» в корень, передохнуть надо, «действия сексуального плана в повелительном наклонении» мой лысый череп!