Выбрать главу

Федор посмотрел на командира «братьев» мутным взглядом и отрицательно покачал головой:

– Мы туда не пойдем, – слегка поколебавшись, он аргументировал свое решение: – Мы же босиком. А там до фига стекла битого.

Брат Баралгина изобразил на лице полнейшее безразличие и скомандовал своим бойцам:

– Вперед.

Те двинулись в указанном направлении, волоча за собой отчаянно извивающихся карапузов. Больше всех истерил Федор:

– Не пойду! Дайте тапки, гады! Впрочем, помогало это ему мало…

* * *

Человекодерево, явно шагавшее к своей заветной делянке на дополнительной «передаче», удивляло карапузов не только невесть откуда взявшейся скоростью передвижения – будто солярки нахлебалось, но и логичностью рассуждений:

– Знаете, почему я в нашем лясу в авторитете? Потому что я по мозгам второй. А первый – дятел.

Тем временем расступившийся перед ними лес вывел их к небольшому склону. Человек-бамбук, увлеченный самовозвеличиванием, сначала не заметил ничего необычного:

– Вот моя делянка, – и тут же застыл как вкопанный, что для существ его вида в принципе в порядке вещей: – А где конопля? Ничего не понимаю.

По всему было видно, что раньше этот склон выглядел куда как более привлекательно – некоторые остатки растительности наблюдались тут и сейчас, только теперь исключительно в виде пеньков да щепы.

Если, со слов человекодерева, на этой плантации он выращивал коноплю, то похоже было, что здесь неплохо поработал местный отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков…

Гек, собственно, и так не сильно веривший в утверждение их извозчика о том, что конопля – это дерево, почувствовал себя одураченным. Он недовольно поморщился и пробурчал:

– Зови дятла, пусть объяснит. Потрясенный потерей урожая, незадачливый наркоогородник только и выдавил из себя:

– Нет больше дятлов. Сарумян увсих мобилизовал.

Упав на колени, человек-бамбук исторг из себя тигриный вопль ужаса:

– Друзья мои, мутанты деревянные!

Несколькими секундами позже карапузы поняли, что вопль этот вовсе не был ни минутной слабостью, ни глупой истерикой. Прокатившийся над лесом клич был дополнен не менее громогласной и пламенно-революционной речью, от которой у карапузов заложило уши:

– Братья и… и еще раз братья! Сарумян оказался, как мне тут верно подсказывают, вашим суррогатным папой Карлой. А его урки совершили акт геноцида против моей конопли.

Еще не затихло эхо, разносящее по лесу последние слова спича, а со всех сторон к разоренному огороду стали стекаться человекодеревья. Подошедшие вставали в общий круг, в центре которого высился человек-бамбук, на ветвях которого гордо восседали карапузы. Когда уже невозможно было разглядеть последние ряды собравшихся, царь-дерево снова заговорило:

– Отомстим за наши обиды. У кого на руках мозоли от топора – расстрел на месте! Кто не с нами, тот – дрова…

Он замолчал, вглядываясь в глаза окружающих, после чего сказал самые волшебные по разрушительной силе слова на свете:

– Мочи козлов!!!

* * *

Уже совершенно разграбленная и покинутая урками Кемь представляла собой жалкое зрелище • – тлеющие развалины и полуобгоревшие трупы людей и реже – урок. Бродившие среди полуразрушенных зданий бойцы из порядком опоздавших на подмогу подразделений преследовали уже только одну цель – поживиться, чем Бог пошлет, вернее, тем, что, как говорится, «дай нам Боже, что уркам негоже».

Кое-где в городе все же шлялись группки урок-мародеров из числа особо жадных, поэтому в любой момент можно было получить пулю в лоб. Именно поэтому никто не рисковал бродить здесь поодиночке.

Вот и подскочивший к группке «лесных братьев» мужик с неразличимыми знаками различия принялся обниматься с братом Баралгина под присмотром целой банды головорезов, сопровождавших его «очень важную персону»:

– Эффералган, пошли со мной, там ювелирный магазин почти целый.

Командир «лесных братьев», не горевший желанием светить своим именем перед карапузами, зашикал на так некстати подвернувшегося болтливого приятеля:

– Тихааа…

Он кивнул в сторону карапузов, которые совершенно не следили уже за происходящим, оставаясь где-то в своем мире. Они даже не нашли в себе сил порадоваться подвернувшейся внеплановой остановке, позволявшей хоть как-то передохнуть, – гнали их «лесные братья», совершенно не делая скидки на спутанные веревками ноги. Практически теряя сознание, Федор забормотал, жалуясь своему приятелю:

– У меня от голода уже практически предкоматозное состояние.

Сеня только развел руками, кивнув в сторону их мучителей:

– Федор, они же все наши сухари сожрали! Но тот уже не разбирал, что говорит ему верный оруженосец, – у Федора опять начался припадок – немигающим взглядом он поводил вокруг, теряя связь с этим миром.

Разглядывавшие карапузов вояки обменялись между собой многозначительными взглядами, и Эффералган поделился со своим анонимным собеседником своей мыслишкой:

– Магазин подождет. У меня уже есть на примете одно колечко козырное.

Сеня, заслышавший, о чем бакланит Баралгинов брат, чуть не бросился на него с кулаками – хорошо, один из «лесных братьев» успел перехватить зарвавшегося карапуза.

Впрочем, словесный понос, потекший из толстого и наглого карапуза, остановить было куда сложнее:

– Вот же вы два брата-акробата. Тебе же русским по белому сказано. Меньше знаешь, крепче спишь. – Сеня извивался в руках охранника, все еще не оставляя надежд добраться до своего обидчика. – Баралгин на вид покрепче тебя был, а и у него от кольца башня съехала. Не боишься встретить старость в дурдоме?

Свирепеющий на глазах Эффералган уже был готов разорвать на части зарвавшегося карапуза, позорящего его перед подчиненными, но Сене, как всегда, повезло не ответить за собственный тухлый базар. Спас карапуза дикий вопль наблюдателя на сторожевой башне:

– Атас!

Собственно предсмертная речь этого парня не затянулась – через мгновение башня, где находился опорный пункт, превратилась в груду битого кирпича. Влетевшая в окно ракета не оставила бедолаге ни единого шанса. «Лесные братья» моментально образовали круг, внимательно вглядываясь в окружающие строения.

Голый, болтающийся на веревке, как болонка на поводке, протяжно заскулил, ища, куда можно спрятать свою тощую задницу, и именно это вывело Сеню из непонятно откуда взявшейся прострации. Он оглянулся на совершенно бессознательного с виду приятеля и заорал:

– Федор, не молчи!

Федор нашел в себе силы поднять глаза и, едва-едва шевеля языком, промямлил:

– Ну, я даже не знаю… Меня щас стошнит.

В этот момент откуда-то сверху послышался вой моторов. Резко вскинувший голову вверх Эффералган истошно завопил:

– Воздух!

Над развалинами, едва не касаясь почерневших обломков давешних строений своими крыльями, просвистел черный «мессер», щедро украшенный свастикой по борту. Широко распахнутая драконья пасть в носовой части самолета навевала на карапузов жуткие воспоминания.

«Лесным братьям» этот самолет покуда знаком не был, но в доброту намерений немецкого аса и они верили с трудом. Бросившиеся врассыпную бойцы укрывались в развалинах от свистевших по камням пуль, которыми щедро угощал разрушенный город пилот жуткого самолета.

Эффералган, вырвавший веревки, которыми были связаны карапузы, из рук нерасторопного бойца, самолично потащил приятелей в укрытие. Затолкав их за угол, он проорал им в лицо:

– Стой там, иди сюда!

Сам же выскочил под открытое небо, чтобы свериться с обстановкой, и, тут же заскочив обратно, поведал:

– Обратно воздух!

* * *

Тем временем в битве при рохляндской крепости наконец-то обозначилось преимущество одной из сторон. Плотно пообедавшие защитники крепости представляли собой весьма невнятных бойцов – во всяком случае, вступать в рукопашную им было попросту лень. По ту сторону стены не кормленные уже почти сутки урочьи войска были готовы зубами загрызть любого, попавшегося на их пути. Впрочем, и надежды, что эта мразь передохнет с голодухи сама, могли оказаться совсем не беспочвенными… Оставалось только продержаться до этого момента, что представлялось совсем непростым делом – за время рохляндской сиесты враг прочно обосновался на оставленных позициях и теперь ломал второй уровень обороны.