К настоящему времени прежние и глубокие "зависания" у торговых работников при общении со мной происходят редко. Моя прежняя сила усохла на девяносто процентов, в "мумию" превратилась. И всё — от лени, от вопроса самому себе:
— А нужно мне ЭТО?
Да, я могу заставить ошибиться продавца любого возраста и дать сдачу с несуществующей купюры, но для этого требуется пустяк: я должен войти, как и прежде, в необъяснимое состояние радости! Эйфории, такое моё состояние можно назвать как угодно, но без душевного восторга продавец не даст мне лишнего в сдаче и копейку! И объяснение знаю: нет у меня на сегодня причин на то, чтобы душа моя, как прежде, вошла в состояние восторга! Мир стал настолько скучен, что согласен с тем, чтобы теперь меня любым способом вынудили купить плохой и ненужный товар. И чтобы при этом слегка обсчитали. За прежние мои восторги. Какой, к чёрту, может быть в душе восторг, когда я иду на рынок, а мои тазобедренные суставы скрипят? И своим ходом я напоминаю перемещение старой утки? Откуда в душе найдётся место для радости, если я завидую бывшему премьеру, коему заменили точно такой же, как и мой природный, но износившийся тазобедренный сустав, титановым? Какая, к чёрту, может быть эйфория!? А всё эти ужасные СМИ! Это они на наши экраны выпустили вынутый из тела бывшего премьера отработавший природный тазобедренный сустав с указанием стоимости операции! Опять эти СМИ, без них и шагу ступит невозможно!
А тогда, в трамвае после моей "лекции" о наших беспричинных "душевных" восторгах Томка сказала только одно слово:
— Трепач! — но всё, о чём я тогда трепался, она слушала, не перебивая.
Третий день пребывания Томка посоветовала "уделить внимание святому": побывать в Александро-Невской лавре. Лавра в посещении вышла на первое место потому, что находилась всего в метрах восьмистах от дома. Да и то дворами, а это, пожалуй, минус ещё пару сотен метров. И мы отправились в Лавру. Пришли.
— С чего начнём?
— С некрополя — ей лучше знать объекты, что были достойны внимания от провинциала. Прошлись по некрополю. Старина. Благородство и даже какая-то красота в захоронениях. Пришли к Никольскому храму. Вошли. Шла служба:
— Томик, в православный храм заходить женщине с непокрытой головой нельзя!
— Это почему же!?
— Правила такие. Закрытая голова у женщины — знак того, что она признаёт над собой власть мужчины — не нужно мне было говорить такое Томке. Тем более — мастеру на большой фабрике города. Члену профсоюзного комитета всё той же фабрики. К тому же я и сам точно не знал, почему у женщины должна быть покрыта голова? Но продолжал:
— Обрати внимание, хотя бы на одной иконе, или росписи, изображена женщина с непокрытой головой?
— А, вон, та, с поднятыми к небу глазами и с распущенными волосами!
— Знаешь, кем она была?
— Нет. Просвети?
— Блудница. Мария из города Магдалы — врал напропалую. Томка ничего не говорила в ответ. "Э-э! Не знает Томик Писание! Да и я не особо силён в нём…". Потом она купила три свечи и долго думала, перед какой иконой их зажечь?
— А ты не собираешься свечи покупать?
— Нет. Это не свечи. Свеча Богу должна быть из чистого воска, как на заре христианства на Руси, а эти свечечки сделаны из отходов мыльного производства. Мне думается, что лучше перед Богом вообще ничего не зажигать, чем воскурять непонятно что. Это раз. Второе: скажи, для чего вообще свечи зажигают? Неужели люди думают, что, зажегши свечу из неизвестного жира, они перед Богом лучше делаются? Как тебе кажется? — и Томка в очередной раз внимательно посмотрела на провинциала.
Глава 14. Советы и рекомендации.
Прошло сорок лет со дня первого моего путешествия в… как его теперь называть? "Град Петров"? Сегодня он вернул себе имя, данное ему при "крещении", а тогда он прозывался именем человека, который опоганил его пребыванием своим на многие годы, если не навсегда.
Очень долго считал, что любой житель стольного града абсолютно во всех позициях, стоит выше меня, провинциала. Откуда у нас, провинциалов такое раболепие перед "столичными штучками"? От зависти? Не от нашей ли собственной уверенности, что в провинции "дома — пониже и асфальт — пожиже"? И почему никто из провинциалов ни разу не пожалел столичного жителя, хотя бы вот так: "он же, бедняга, в своём "полисе" совсем очумел от столичных благ! Мне в провинции ни в чём, могу у себя быть каким угодно, а ему "стольному" бедолаге, таким манером жить нельзя! Он всякую секунду от стольного жития в напряжении пребывает, и сколько такое напряжение выдержать можно? Шесть десятков лет? Больше? Меньше? С лекарствами, или без оных"?
Глава 15. Северо-запад.
Нужно ли говорить о том, что я полюбил "Северную Пальмиру"? И появлялся в ней, как в собственном доме? Нужно ли говорить, что, появляясь в очередной раз в городе, думал:
"Ты — сон, ты — Великий Город, Прекрасный Город, Сказка-город! Но сказку не все мы понимаем и любим, а если так, то и не всякому в этой сказке проживать следует. Я пригоден для жития в этой сказке?" — и отвечал:
— Нет! Любовь прекрасна и бессмертна на расстоянии, но "плотная", "контактная" любовь очень скоро умирает. И сны о прекрасном городе долго не живут. Этот город — сон для меня, но не для Томки и для миллионов других его жителей. Погуляю, понаслаждаюсь твоей жизнью — и назад в провинцию!"
Временами приходили тайные мысли вообще перебраться в Петербург, но удерживала реальность по имени "жильё". "Жилищный вопрос" портит существование жителей столиц, только жильём сдерживаются размеры "мегаполисов".
Любовь к Северной Пальмире передалась и дочери. Она с детства умеет сдерживать эмоции, не такая восторженная, как её папа, но и у неё случаются "выходы души". По каким поводам — этого не знаю. Вообще-то у каждого из нас может произойти такой "выход", какой дважды случился со мной в первый день пребывания в Петербурге. Всё дело в причинах и последствиях "выходов" "Выход" может быть без последствий, но можно и "перебрать" до головной боли на утро следующего дня.
Шло время, дочь окончила школу, и встал извечный родительский вопрос:
"Чем заниматься и как жить дальше ребёнку" — не знаю, каков процент чад любимых наших отвечает нам:
— Не тревожьтесь обо мне особенно, я сам о себе позабочусь!
После десятилетки дочь поступила в профессиональное училище города. Окончить обучение в школе, получить аттестат с приличными оценками и поступить в профучилище — такое её поведение из всех наших знакомых никто понять не мог: во все времена в профучилища шли явные недоумки.
Училище она окончила успешно, и, проработав совсем малое время, отправилась в любимый Ленинград поступать в институт. Выбрала "Техноложку" потому, что институт был продолжением той науки, с которой она познакомилась в профтехучилище. Снимала комнату у Томки, что было очень важно. Совсем коротко: окончила институт, получила диплом и устроилась в одном из ателье города Ленинграда. Получила комнату в общежитие, да и вообще у неё всё шло как-то удачно. Многие мечтали "зацепиться за город на Неве", но это было сопряжено с большими трудностями, а ей всё давалось легко.
Пока дочь училась — жена пребывала в волнении:
— Как она там? "Куска не доедает, минут не досыпает!" — страдала жена и собирала очередную сумку с домашними гостинцами. Гостинцы передавались проводникам прицепного вагона с объяснениями того, кто придёт к вагону получать груз. Потом звонили словами Томке: "передай, чтобы встречала прицепной!" Так продолжалось шесть лет.
Отцом идеи "может, хватит нам проводников обременять просьбами о наших посылках!? Не проще ли будет мне сменить работу? Уйти работать на железную дорогу? Хотя бы тем же поездным электриком?" был я. Ровно десять дней идея лишала меня сна и покоя, и закончилась она тем, что я рассчитался с заводом, где проработал два с половиной десятка лет и отправился в столицу искать работу поездного электрика.