– Вы лучше санки возьмите. И Васю. А то разольете с непривычки. У нас тут скользко.
В кухне Женя деловито поставила ведерко у мойки, отобрала у военного Ваську, сказала:
– Мама на работе, на почте отлучаться не велят. Придет только когда стемнеет. А бабушка там, – она махнула рукой в сторону комнаты Аарона Моисеевича. Военный открыл дверь, увидел пеленашки, попятился, стащил с головы шапку.
– А больше никого нет, – говорила Женя, деловито оттаскивая ведро в комнату к буржуйке. – Чижовы в эвакуации, Аарон Моисеевич умер, похоронная команда еще месяц назад забрала, а тетю Капу на улице убило, когда она за водой ходила. А еще…
Женя продолжала говорить. Рассказала про книгу, подаренную папой и которую она никогда-никогда не сожжет в буржуйке, про то, как тушила зажигательные бомбы с Санькой, спросила про то, как там, на фронте: не страшно ли? Рассказала, что Васька иногда приносит мышей и крысок, не часто, но это всё равно очень хорошо…
Военный рассеянно слушал, потом огляделся, спросил невпопад:
– А где бы присесть?
– Да что вы, стулья и табуреты давно сожгли. А еще паркет из квартиры профессора и книги. Дров-то нет.
Военный вздохнул, расстегнул шинель, достал из внутреннего кармана бумажный треугольник, протянул Жене:
– Возьми вот, письмо от отца.
Потом он снял со спины вещмешок, развязал, достал буханку хлеба, две банки консервов, отшвырнул пустой мешок, присел на корточки перед Женей. Сказал, пряча глаза и моргая:
– Вот, возьми-ка… Всё, что есть.
У Жени распахнулись глаза:
– Это же… Дяденька, это же сокровище настоящее!..
– Бери, бери, – сунул ей в руки продукты военный. – Маме отдашь. – Он заглянул в глаза Жени и она увидела, как по его щекам катятся слёзы: – Держитесь здесь. А мы там… будем с папой твоим немцев бить… Держитесь только.
Он поднялся, прихватил свой пустой сидор и, нахлобучив шапку, стремительно вышел в дверь. Женя, оглушенная невиданным подарком, так и стояла посреди кухни, держа у груди продукты и белый треугольник папиного письма.
Могила героя
Санкт-Петербург. Наши дни
Над головой весело шумели сосны, а по пруду, то в одном месте, то в другом, будто играя в прятки, пробегала рябь. Евгения Александровна сидела на скамеечке и вспоминала, как давным-давно рябь на глади пруда напомнила ей стиральную доску мамы. На коленях она держала старую книгу, с закладкой в виде бумажного треугольника.
К ней подбежал одиннадцатилетний мальчишка, выпалил на ходу:
– Ба, мы с Евой могилу героя нашли!
– Что ты говоришь? – Евгения Александровна поднялась со скамейки и сказала: – Ну-ка, веди.
Мальчишка немедленно исчез среди деревьев участка.
– Бабушка за тобой не успевает, – сказала ему вдогонку Евгения Александровна. Мальчишка снова появился рядом, подпрыгивая от нетерпения на месте.
– Ба, а правда, что здесь во время войны фашисты были? – выпалил он. Евгения Александровна покачала головой:
– Нет, сюда они не дошли. Во время войны здесь неподалеку, где теперь парк Сосновка, был военный аэродром наших.
Мальчишка перестал прыгать:
– Значит, это не могила героя? – он был крайне разочарован. Евгения Александровна улыбнулась:
– Не значит.
Они обогнули дом, прошли мимо грядок клубники и подошли к рябинам, что росли вдоль забора.
– Вон там! – показал мальчишка в сторону и тут же убежал туда.
У забора, возле одной из рябин, в тени, стояла фанерная пирамидка, увенчанная звездой. И пирамидка, и звезда были выкрашены красной краской. На пирамидке была табличка из жести, забрызганная землей после недавнего дождя. Неподалеку, орудуя лопаткой и формочкой, пыталась сделать из земли куличик Ева.
– Так здесь похоронен герой? – спросил мальчишка. – Я такую могилу в кино видел.
Евгения Александровна кивнула:
– Герой, да. Очень давно, когда мне было столько же лет, как и тебе, Антон, началась война. И город Ленинград, где я жила с мамой и бабушкой, оказался в кольце врагов.
– Фашистов? – нетерпеливо спросил Антон. Евгения Александровна кивнула:
– Фашистов. Они никого не пускали в город, и никого не выпускали, чтобы все мы, ленинградцы, умерли от голода. Хлеба было очень мало, а больше из еды почти ничего не было. А у меня был кот, его звали Вася. И он ловил и приносил нам с мамой и бабушкой мышек. Мы варили из них суп и тем спасались.
– Суп из мышей? – не поверил Антон. – Это же нельзя есть, ба!
– Оказалось, можно. И если бы не эти мыши, я бы умерла.
– А где сейчас этот кот?
– Это было давно, он уже умер.
– А у кошек девять жизней, – отозвалась Ева, продолжая делать куличики. Евгения Александровна подумала и улыбнулась: