Бабушка Александра пропалывала грядки на огороде, зады которого выходили в степь. Она уже собиралась уйти в тёмную прохладу своего маленького домика с узкими окошками, как откуда-то издали донесся неясный рокот. Приложив натруженную мозолистую руку ко лбу, Прасковья Ильинична всматривалась в колышущуюся от августовского марева даль. Вскоре можно было различить грузовик, ехавший впереди колонны, и череду танков с торчащими из люков фигурками. Земля дрожала от грохота двигателей и лязга гусениц, едва уловимо позвякивали стекла в старых оконных рамах. Александр, повернув голову и прикрывая глаза от летевшего песка и пыли, смотрел на знакомую с детства обитую жестью красную крышу среди разросшегося старого сада. Сколько времени он провел здесь, каждое лето приезжая к бабушке с дедом. Дед Григорий Романович, или как называл его Сашка, дед Гриша, в своё время сделал ему гамак из старой рыболовной сети, и Сашка, покачиваясь в нём между двух яблонь, любил читать какую-нибудь увлекательную книжку. А когда Сашка захотел велосипед, дед с казачьим говором сказал: «Сашко, щатай он уже в катухе стоить», и на следующий же день купил ему новый «Орлёнок». Сейчас всё это проплывало в каких-то двухстах метрах и казалось далеким и не совсем реальным. Бабушка еще постояла, вглядываясь в быстро удаляющуюся колонну, вздохнула и побрела в сторону дома. Александр же всё смотрел на красную крышу и два высоких тополя за ней, которые вскоре скрылись из виду.
Слева промелькнуло большое поселковое кладбище. Теперь лишь степь простиралась от края и до края. Ветра почти не было, колонна двигалась в густой пыли. Расстояние между танками увеличили на пятьдесят метров, чтобы механики-водители ясно видели корму впереди идущего.
Несмотря на пыль и жару, Щербаков ликовал – он первый раз в жизни ехал на танке! «Вот это служба! Вот это я понимаю! Прямо как в кино!» – еле сдерживая улыбку, думал Александр. Сердце бешено колотилось от новых непередаваемых ощущений, от чувства огромной мощи, гремящей, как весенний гром! А какая плавность хода – кажется, если бы не пыль, прямо на ходу можно чай из блюдца пить – не расплещешь. В общем, эмоций куча, а поделиться не с кем – грохот двигателя, пылища, рядом сидит неразговорчивый Холодцов.
Техника двигалась в направлении Анисовки по проселочным дорогам, иногда сворачивая на едва видимые в выжженной солнцем траве узкие колеи. Ветер, бивший в лицо от летящих по степи танков, немного спасал от нещадно палящего полуденного солнца. Пару раз пришлось переезжать петляющие по степи еще не успевшие пересохнуть речушки. Танки пролетали их, не снижая скорости, лишь немного качнув скошенными вправо пушками и выбрасывая из-под гусениц комья сырой грязи, которые вскоре засыхали на пыльных бортах. Прошло несколько часов, промелькнувших для Щербакова, охваченного огромными впечатлениями, как одно мгновение.
Наконец колонна остановилась, не глуша двигатели. Слева от неё простиралась длинная густая лесополоса, сквозь которую едва виднелась достаточно оживленная автотрасса. По правую сторону росли редкие деревца, от железнодорожных путей пахло мазутом, а за ними, в колышущемся жарком воздухе, белело здание станции со знакомой надписью «Анисовка».
Командир первой танковой роты лейтенант Абдулов, соскочив со своего танка с номером 150, жестами показывал стоящему за ним 151-му подъехать ближе, затем перешел к следующему. Через какое-то время растянувшаяся во время марша бронетехника собралась в одну достаточно компактную линию. Прозвучала команда заглушить двигатели. Экипажи первой танковой роты выстроились повзводно сбоку колонны. Лица солдат и офицеров серые от степной пыли.
Всем раздали сухпаи в пластиковых коричнево-зеленых контейнерах. Танкисты расположились на обед в тени деревьев по обе стороны колонны. Одни разводили небольшие костерки, разогревая тушенку и кипятя воду для чая, другие, не в силах терпеть разыгравшийся аппетит, ели сразу, запивая тёплой водой из фляжек. После продолжительного марша все порядком проголодались, и обед закончился в рекордно короткие сроки. Привалившись к стволу дерева, дающего хоть какую-то прохладу, наевшийся консервов лейтенант Щербаков снял свои пыльные полуботинки и, блаженно вытянув ноги, закурил. Остальные также разлеглись в тени, ожидая дальнейших команд.