— Ты хочешь убить каждого мутанта на Земле? Думаешь, люди не заметят такого количества пропавших? А тела?..
— Люди ничего не заметят. Потому что Чарльз-с-новыми-возможностями сотрет им память.
Эрик шокирован, он скрещивает руки на груди.
— Это не сработает. С одним, двумя, десятью людьми — может быть. Но не с целым же миром!
— Мы заставили целый мир не видеть мутантов. Я сделаю так, что они вовсе исчезнут с лица Земли, — Шоу крутится в кресле. Его самодовольство можно буквально есть ложкой из воздуха.
Эрик не знает, что думать. Не знает, насколько мощно Церебро, насколько план Шоу осуществим. Возможно, это Эрик недооценивает масштабы его могущества…
Он должен будет поспособствовать убийству тысяч человек или больше. Лучше бы плану Чарльза сработать…
Он пытается убедить Шоу, что появление мутаций неизбежно.
— Правительство работает над анти-мутантской сывороткой последние пять лет. И вскоре она будет готова. Каждый житель будет вакцинирован, и эта тупиковая ветвь эволюции будет прервана на корню.
К плану Шоу не подкопаешься. Взывать к гуманным чувствам, наверное, не стоит?
На сердце не просто камень — валун размером с какой-нибудь метеорит. Если он не откроет разум Чарльзу, если тот не сможет проникнуть в него до уничтожения Церебро, если что-то пойдет не так… Кровь всех мутантов мира будет на руках Эрика, и никакие благие намерения не оправдают его. Сможет ли его мать жить дальше, зная, что сын пошел на убийство тысяч человек ради ее спасения?
Она не узнает… Никогда. Эрик возьмет с Шоу клятву, заставит его…
Как Чарльз живет с этим столько лет?.. Как может дышать, зная, что из-за него погибло столько людей…
Эрик так и засыпает, задаваясь этими вопросами.
На следующий день он завтракает с другими жителями пансионата в столовой. Никто не отзывается плохо о Шоу. Он тот, кто постоянно проверяет, все ли в порядке в этом заведении, кто держит здесь круглосуточную охрану и организовывает выезды в город для подопечных, кто еще в состоянии воспринимать действительность адекватно.
— Да-а-а… Шоу… Был такой. Мы учились в одном классе. Он был славным малым… — старикашка в очках задумчиво ломает печенье в руках. Эрик понимает, что тут ловить нечего.
— Мистер Шоу один из тех, кто жертвует деньги на этот пансионат. Он всегда такой обходительный и милый с нами, — медсестра с кукольным личиком глупо хлопает ресницами и хихикает. Эрик понимает, что его сейчас стошнит. Кто-то считает Шоу милым? Ей явно стоит быть среди пациентов этого места.
— Какой-то хер в пиджаке. Я не знаю. Мне плевать. Отец отправил меня сюда, потому что дома я ему надоел. А ты чо тут забыл? — парень без рук скептически смотрит на Эрика, задрав бровь.
— У меня шизофрения, и я вижу глюки, будто какой-то психопат с манией величия хочет убить всех мутантов на Земле, — Эрик кривит губы. Лучшая ложь — это правда.
— Ха. Нехило тебя вставляет. На чем ты сидишь, шизик? Достанешь мне своих таблеток? Эй, куда ты? Вот говнюк…
Эрик подходит еще к нескольким адекватным на вид людям, спрашивает у персонала, заигрывая с парой молодых сиделок. Но никто не подозревает, что в подвале здания тюремные камеры и еще бог знает что, а Шоу — самый опасный в мире ублюдок.
Он видит Мойру за завтраком, но та уезжает от него слишком стремительно, чтобы намек был непонятен.
Шоу здесь нет сегодня, и Эрик просто слоняется по зданию. Он хочет выйти через главные двери, но охранник, сидящий у входа, останавливает его.
— Куда рванул, Леншерр? Топай-ка обратно на свой этаж.
Эрик хочет поспорить, но только буркает что-то в ответ и убирается восвояси. У каждого выхода сидит кто-то на посту, и становится ясно: даже на территорию ему не выбраться.
Он плавит решетки у себя на окне, думая сделать что-то вроде лестницы, когда динамик радиоприемника оживает над экраном. Матери нет дома: она ушла в магазин в сопровождении одного из людей Шоу.
— Далеко собрался, Леншерр? Думаешь, если твоей матушки нет в пределах видимости, тебе все можно? Жаль, Шоу выкинул наш подарок. Он бы напоминал тебе о правилах поведения получше.
Эрик в бешенстве бьет ладонью по стене рядом с экраном телевизора.
— Однажды я доберусь до тебя, Страйкер! И тебе это не понравится, клянусь.
— Жду не дождусь нашей встречи, урод. Знал бы ты, сколько подобных тебе выродков я самолично выпотрошил на своем веку… — из динамика слышится хриплый смех, и у Эрика белеют губы от злости при воспоминании о девушке-невидимке. Он почти готов выкрикнуть, что знает, и еле сдерживается в самый последний момент.
Ведь никто не в курсе, что он был тогда в парке. Чарльз не дал ему выбраться на тропинку…
Он чуть не выдал их… А ведь даже суток не прошло с их разговора с Чарльзом.
— Пошел нахер, ублюдок.
Он возвращает на место решетки и выходит из комнаты, слушая, как ему в спину несется чужой смех. Руки трясутся, и металл вокруг гудит вместе с нервами Эрика.
«Успокой свой разум, Эрик. Не надо».
Чарльз внезапен, и Эрик дергается на полпути, чуть не сбивая бабку с ходунками. Он извиняется и садится в кресло в самом углу коридора: здесь тихо, и за цветочной кадкой его не видно медперсоналу.
«Ты не рискуешь быть замеченным, когда мы разговариваем так?»
«Я скоро буду в пансионате. Заеду к тебе».
«Стой, я думал мы поговорим!»
Но Чарльз пропадает так же внезапно, как появился.
После обеда Эрик уже не ждет, что тот появится, но, в конце концов, дверь его комнаты распахивается, и Мойра вкатывает коляску внутрь.
То, что перед ним Чарльз, Эрик понимает сразу. У Мойры брови все время сведенные, серьезные, губы поджимаются в болезненной гримасе, а взгляд колючий и холодный. Разум Чарльза меняет ее мимику, делая лицо женщины приветливей. Без этих напряженных морщин и с легкой улыбкой на губах.
— Здравствуй, Эрик. Я могу войти?
— Как будто я могу запретить.
По крайней мере, Чарльзу не нужен стул или кресло, которого все равно нет в этой комнате. И Эрик остается сидеть на кровати со скрещенными ногами. Он весь во внимании, будто прибыл сюда только для того, чтобы узнать, что скажет ему Чарльз-Мойра.
— Как твои дела? — Чарльз явно не знает, с чего начать разговор, но что-то нужно сказать. Почему-то он не пользуется телепатией.
Эрик хмурится в ответ.
— Как у эмбриона с трисомией в тринадцатой паре хромосом*.
Чарльз выглядит сбитым с толку.
— Что?
Черт. Иногда трудно забыть, что не у всех людей есть высшее образование по генетике, чтобы понимать шутки заучек.
— Забудь. Неважно. Это мутация в генах, которая приводит к гибели плода. В общем, незавидная участь, — Эрик криво улыбается.
— Ладно, как скажешь, — он нервно ерзает в кресле. — У тебя наверняка есть вопросы после разговора с Шоу. Я готов ответить на них. Я… Если честно, я никогда не разговаривал с другим мутантом вот так.
Эрик не знает, что на это сказать. Он бы ответил: «Я тоже». Но это уже не так. Ведь после проявления дара он успел лицезреть кучку выживших мутантов. Кстати, о них.
— Шоу сказал, что ты хорошо находишь мутантов. Ты знаешь, что случилось с Людьми Икс?
— О, м… Я не в курсе, честно говоря. Я нахожу мутантов, когда они впервые обретают свою силу. Обычно это сопровождается сильным псионическим излучением: меняется весь организм, начиная с молекулярного уровня и заканчивая поведением. Мозг перестраивается, и я могу уловить это изменение. Как свет звезды на небе. Потом след затухает постепенно, через дни или недели использования силы. А если кто-то рождается с явной мутацией — обычно касающейся внешности, — то я не могу их отследить, — он держит ладони на коленях, а спину прямо, как будто прилежный ученик, рассказывающий выученный урок.